Владимир Бочкин - Синдром бездны (СИ)

Но здесь не кино и ему ничего не светит. Не будет в его жизни девушек и не сможет он доказать свою невиновность, потому что виновен как смертный грех. А все полуобморочные попытки планировать, нелепы со скованными руками и ногами. По-любому умрёт от потери крови, болевого шока или его проглотит бездна, или что она там делает с такими как мы. Последнее, что вижу — это его глаза на залитом кровью лице. В них уже нет ни жажды жизни, ни страха смерти. Ярким блестящим фонтаном плещется безумие. Бездна добралась до него.

Смертник медленно тает в черноте. Его тёмный силуэт постепенно сливается с тьмой и, кажется, что он не падает, а растворяется в воздухе, пространство поглощает его навсегда. Всё кончено. Мне вдруг захотелось спать и ни о чём не думать. Отдаться на волю течения, плыть, чтобы пристать к тихой гавани, всё равно какой, лишь бы тихой и безопасной.

Заботу обо мне берут служебные рефлексы. Я вложил пистолет в кобуру и включил микрофон. Я ожидаю симфонию ругани, но слышу такой же усталый голос Игоря.

— Ты меня слышишь, Лёша? — позывные были временно забыты.

— Да, слышу, — вяло говорю я.

— Всё кончено, Леша, всё кончено. Ты молодец, но теперь всё кончено, летим на Базу. Давай, старина, выруливай наверх.

— Хорошо, — безучастно говорю я и вписываюсь в восходящий поток.

Он соврал мне. Ничего не было кончено.

Мне хочется стать роботом, машиной и я с некоторым удивлением вспоминаю, что у меня есть жена, сын, мне всего 29 лет и хранителем я работаю пятый год, потому что хороший летун и здесь хорошо платят, а ещё есть отличный социальный пакет и всяческие льготы, что немаловажно. А может следовало остаться на прежней работе? Забыл, кем работал раньше. Смешно. Действительно смешно и я улыбаюсь весь путь наверх. Даже не помню как долетел. Наверное, становлюсь рассеянным.

На базе мы доложили, что приговор приведён в исполнение. В отчётах написали, что всё прошло в штатном режиме. Герман Максимович заверил меня, что происшедшее не станет достоянием общественности. Когда я подписал рапорт и собрался уходить, начальник задержал меня и почему-то обратился на вы.

— Алексей, вы сегодня поступили решительно и мужественно. Молодец. Мы все немного растерялись, но вы с честью вышли из создавшейся ситуации, — Герман Максимович говорит через силу. — Вы подавали рапорт, с просьбой о переводе на оперативную работу, считайте, что он уже одобрен.

— Спасибо, Герман Максимович.

Я удивился. Ожидал, что после случившего у меня, как минимум, попросят заявление по собственному желанию, а вместо этого повышение.

— По закону вам полагается недельный отпуск. За это время будут готовы бумаги о вашем переводе. Счастливо.

— До свидания, — сказал я.

Два часа ночи.

В ангаре ждёт Игорь. Он привычно хлопает меня по плечу, улыбается во весь рот.

— Ну, старик, ты сегодня всех удивил. Не ожидал от тебя такой оперативности.

— Зато начальник ожидал. Меня переводят на оперативную работу.

Игорь присвистнул.

— Поздравляю. Удивлён?

— Подыхаю от удивления.

— А я нет, — пожимает плечами Игорь. — Тебе заткнули рот. Представь, какая шумиха поднимется, если граждане узнают подробности сегодняшней казни? Скандал не то что на всю Базу, а на всё Пространство. Правительство в отставку точно улетит. А уж головы покатятся! Главное, чтобы всё выглядело тихо и пристойно.

— Я об этом не подумал, — честно признался я. — Разве адвокат будет молчать?

— Ещё как будет, — усмехается Игорь. — Клиента не вернёшь, а жить то надо. К тому же, зададут резонный вопрос. Что ты делал, пока твоего клиента расстреливали из пистолета? Все мы кормимся из одной кормушки.

Игорь зевает.

— Ладно, старик, до скорого. Спать хочется, сил нет. Кстати, когда будем обмывать повышение?

Я улыбаюсь.

— Через неделю, после отпуска. Всех угощаю.

— Вот это дело! — смеётся Игорь. — Ты, Лёха, мужик что надо. Ладно, пока.

— Пока.

Игорь направляется к своим крыльям, но вдруг останавливается и оборачивается ко мне.

— Знаешь, Лёха, когда уже всё кончилось, мне вдруг показалось, что ты пересечёшь последнюю черту вслед за этим бедолагой. Глупо, правда?

Я натянуто улыбаюсь.

— Действительно глупо.

Игорь ушёл снаряжаться, а я направляюсь к своим крыльям. Дежурит новая смена механиков. Они не спрашивали о происхождении дырок в крыльях, а молча и качественно их заделали.

Я вспоминаю утренние планы и улыбаюсь. Пора лететь домой.

Таня ждёт в ангаре. Она молча помогает снять снаряжение. Я молча благодарен. Долетел на одной силе воли и сейчас совершенно измождён. По дороге мне всё время казалось, что я упаду. Чувство, которое знал только по рассказам других, но которого никогда не испытывал сам, даже в детстве, когда только учился летать. Глупое чувство, навязчивое как реклама по телевизору. Типа надоевшей рекламы: «С нашими крыльями вы почувствуете настоящую радость полёта!». Но на сегодня с меня этой радости хватит, сыт по горло.

Я установил крылья на место и обнимаю жену.

— Почему не спишь, солнышко?

Таня опускает голову мне на грудь.

— У тебя был такой странный голос по телефону. Я решила дождаться и спросить, каким бесчеловечным пыткам подвергали тебя на работе.

Я улыбаюсь, но мне не до смеха. Как должен был звучать мой голос, если жена нарушила сразу две семейные традиции. Не ждать меня так поздно с работы и не говорить о ней дома.

— Пошли в кухню, — говорю я. — Толик уже спит?

— А как ты думаешь, — смеётся Таня. — Ты на время смотрел?

На кухне Таня открывает холодильник и достаёт бутылку водки.

— Почему-то мне кажется, она тебе сегодня не помешает.

— Ты мне никогда не помешаешь, — говорю я, наблюдая за хлопотами жены.

Она вытаскивает из духовки ужин и разливает по рюмкам водку. Я совсем забыл про еду. Последний раз обедал в столовой на Базе и только сейчас понял, как проголодался.

— Дать сигарету?

Неожиданный приступ терпимости к вредным привычкам застаёт меня врасплох. Я отказываюсь. Курю очень редко, а пью ещё реже. Что она такого услышала в моём голосе и увидела в моём облике, что вызвало такую реакцию?

Я взял рюмку и не удивился тому, что рука подрагивает. Несильно, но неприятно слабодушно.

Я в затруднительном положении. Нужно рассказать обо всём жене, пока это не сделали другие. Но совсем не хочется «радовать» жену известием о том, что часа три назад я убил человека. Особенно трудно объяснить как именно и почему я это сделал. Я сам не знал ответы на эти вопросы. Тогда я принимаю соломоново решение — рассказать официальную версию событий, не вдаваясь в лишние подробности.

Но решение оказалось легче принять, чем выполнить. После третьей рюмки водки, забыв про еду, я обнаруживаю, что прерывающимся голосом, сбивчиво, пытаюсь объяснить почему я стал стрелять (Может хитрая жена специально поставила бутылку водки, чтобы выудить подробности и не забывала доливать при этом. С грустью должен констатировать, что от женщин всего можно ожидать).