Дмитрий Барчук - Орда

А сказка про татаро-монгольское иго – это вообще венец достижения европейской гуманитарной мысли начала восемнадцатого века. Блестящая идеологическая диверсия, призванная убить сразу двух зайцев. Во-первых, внушить народу-завоевателю, что он был рабом и должен оставаться рабом впредь. Во-вторых, посеять межнациональную вражду в многонациональном государстве. К сожалению, обе эти цели были достигнуты.

Андрей Александрович закашлялся. Все эти тирады он произносил на повышенных тонах. Потому голос у него сел и отказывался повиноваться своему хозяину.

– Ладно, мужики, на сегодня хватит. Физиология берет свое. Поздно уже. Завтра весь утренний клев проспим, – сказал он осипшим голосом.

Когда Аксаков залез в палатку, Владимир Валерьевич сделал вид, что спит. Но на самом деле он еще долго не мог заснуть, все переваривал сказанное его товарищем у костра и, придя к выводу, что в речи Аксакова были дельные мысли, которые не зазорно использовать и в докторской диссертации, он блаженно забылся в глубокой дреме.

Царь настоял, чтобы Иван тоже поселился в Кремле. Мой сын приглянулся государю, и он сделал его своим первым писарем, сиречъ помощником по мирским делам. И теперь все градоначальники, что приезжали в Тобольск по государеву вызову, вначале имели дело с Иваном, а уж потом попадали на прием к повелителю.

У меня тоже забот хватало. Атаманы на местах жаловались на нехватку казаков, посему пополнение тобольского воинства шло медленно и не в том количестве, в каком хотелось государю и мне.

Салават Юлаев показывал на фронте чудеса храбрости и военной хитрости. Всего с тремя тысячами батыров он сковывал силы противника с двадцати-, тридцатикратным перевесом. Его юркая конница наносила удары романовским войскам в самое неожиданное время и в самых невероятных местах, а затем растворялась в лесах и горах. Враг не мог перебросить за Урал значительные силы, ибо сибирский тракт находился под контролем удалого башкирского атамана. Партизанская тактика приносила свои плоды. Уже заканчивался октябрь, а отряды самозванки так и гонялись в Башкирии за неуловимым Салаватом.

Сам не подозревая того, юный герой подсказал мне способ обороны Московии. Не будет больших сражений, грозных баталий, на которые так рассчитывают Суворов и Панин. А будет настоящая партизанщина, как в Башкирии. Когда каждая елка будет стрелять, а в каждой ложбине будет подстерегать неприятеля засада. Понадобится, сдадим врагу и Тобольск Перенесем столицу в Томск, в Иркутск, в Петропавловск. Хоть в Форт-Pocc. Но дальше отступать некуда.

Мой читатель, пожалуй, понял, почему я так возрадовался победе русских над французами в 1812 году. Ибо романовский воевода с татарской фамилией Кутузов применил против Наполеона именно такую тактику ведения войны, какую использовал Салават Юлаев и какую хотели избрать мы. Кутузов сдал Москву, куда так рвался Бонапарт, но сохранил армию. Так же намеревался поступить и я.

Однако планам моим не суждено Выло сбыться.

Авторитет Аксакова в сплавбригаде продержался недолго. Уже на следующий день он был подмочен, причем изрядно.

А случилось вот что.

Только лодка прошла перекат, как наши историки (Климентьев сидел сегодня на веслах) стали усиленно блеснить, прочесывая открывшийся плес. Сидевший на корме Андрей Александрович так увлекся этим занятием, что не заметил, как лодку вынесло течением прямо на огромный валун, возвышавшийся в гордом одиночестве посередине реки. Камень пришелся как раз на стык, где к основной лодке была привязана другая, лодка-хозяйка, доверху набитая рыбацким скарбом и сверху обтянутая полиэтиленовой пленкой на случай дождя.

Володька, как заправский рафтингист, соскочил на валун и стал веслом, упираясь в дно, сталкивать лодки с препятствия.

– Мужики, вы бы пересели на хозяйку, чтобы центр тяжести переместился. Тогда легче будет сдвинуть наш караван, – посоветовал он Аксакову и Климентьеву.

Андрей Александрович осторожно переполз на соседнюю лодку и уселся на ее полиэтиленовом горбу. За ним полез Михалыч.

– Двигайся, – приказал «предводитель команчей».

Андрей и подвинулся. От чего лодка-хозяйка странным образом накренилась, и через какое-то мгновение оба рыбака уже барахтались в ледяной воде, а мимо них проплывали мешки с хлебом, рюкзаки с вещами и прочие необходимые в походе предметы. Аксаков увидел, как проплыла его перчатка, и, забыв об опасности, как был, в ватной осенней куртке, ставшей от воды будто каменной, поплыл кролем за перчаткой. Потом он поймал чей-то термос и вынес его на берег.

– К берегу! К берегу тащите лодки! – орал Михалыч.

Володька спрыгнул с валуна в воду и вместе с Климентье-вым стал тянуть лодки на отмель.

Потом они еще долго сушились. Правда, сушка была условной, ибо накрапывал мелкий дождь. Но одежду удалось выжать. К числу невосполнимых потерь можно было отнести два полных бака засоленных хариусов, которых с таким трудом потрошили по ночам.

Закаленные ныряльщики потом выловили баки из реки. Но они оказались пустыми – течение вымыло из них все содержимое. Тутончана забрала свою рыбу обратно.

Потом еще долго гребли на веслах, ища подходящую косу для разбивки лагеря. Едва причалили, как дождь зарядил не на шутку. Палатки ставили под настоящим ливнем. Вода попала и внутрь их. Сухих вещей ни у кого из троицы не оказалось. Пришлось довольствоваться одеждой других членов сплавбригады, не оставивших пострадавших в беде.

В эту ночь Аксаков простыл окончательно. Если бы только насморк или кашель, но воспалилось нутро. Почки или даже, может быть, что-то для мужчины похуже. Андрей лежал в спальном мешке на надувном матрасе и чувствовал, как вечная мерзлота высасывает из него силы. Он вспомнил Сталина. Только представил, как вспыльчивый грузин Коба грыз вечную мерзлоту в этих краях, и ему стала ясна и понятна вся подоплека террора, развернутого этим человеком против своего народа. Здесь трудно было не озлобиться.

Аксаков даже ходить стал с трудом, не говоря уже о работе. За что получал неизменные тычки от Михалыча.

Через пару дней они подошли к зимовью. Самого охотника на месте не оказалось. В избушке без окон, без дверей было полно комарья. Зато здесь была настоящая печка-буржуйка и деревянные нары. Аксаков лег на них и заявил, что больше никуда отсюда не тронется. Пусть его хоть зарежут. Он останется ждать вертолет здесь, в зимовье. Пусть пять дней. Как-нибудь продержится. Ему нужно лишь немного хлеба, соли, спичек и водки. А рыбу он себе сам поймает.

Видя, что мужик настроен нешуточно, Михалыч пошел на хитрость: налил ему стакан водки, как бы на прощание, а когда Аксакова развезло, то уговорить его продолжить плавание уже не составило большого труда.