Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия

– Я этот компьютер три года назад у родной редакции выкупил, – пояснил Женька не столько Смиту, сколько Оксане, не сумевшей вовремя скрыть своего профессионального интереса к дорогостоящей вещи. – У него материнская плата была бракованная. Поэтому мне он обошелся в полцены. Но сколько еще денег пришлось в него вложить, чтобы он работал! Меня уже вызывали в отдел по экономическим преступлениям по этому поводу. Ничего, отпустили.

Он усадил своих гостей на потертый диван. Включил телевизор. Показывали «Карнавальную ночь» с Гурченко. Выложив на столик кипу иллюстрированных журнальчиков, хозяин сам смылся на кухню.

Вскоре квартиру наполнил аромат жареной картошки. И у гостей засосало под ложечкой. Они вдруг почувствовали ужасный голод и вспомнили, что с утра у них во рту не было маковой росинки.

Наконец из кухни выкатился разрумянившийся Женька, такой забавный в красном в белый горошек фартуке.

– Мы где будем ужинать? – спросил он. – В гостиной или на кухне?

– Давай на кухне, Джошуа. Помнишь, как мы тебя называли в универе? Маленький, усатенький Джошуа. Как в старые добрые времена брежневского застоя. Оксана, ты, наверное, не помнишь эти кухонные посиделки, где можно было отвести душу в дружеской беседе? А вот мы с Евгением Федоровичем это время еще захватили, – разоткровенничался Смит.

– А как спорили до самого утра о путях перестройки! – вспомнил Милославский.

Георгий строго посмотрел на старого приятеля и перевел разговор на другую тему:

– Ты кормить нас будешь? А то затащил, понимаешь, в гости, а потчуешь одними разговорами.

– Какие проблемы! – воскликнул Женька. – Прошу к столу!

Троица кое-как разместилась на тесной кухоньке. Пришлось отодвинуть стол от стены, чтобы все могли сесть. Хозяин дотянулся до форточки и достал из естественного холодильника между рамами бутылку шампанского. Зубцом вилки оторвал проволоку, удерживающую пластмассовую пробку. Но не совсем удачно, потому что пробка выстрелила и треть игристого напитка пролилась на стол: в сковороду с жареной картошкой, тарелки с кабачковой икрой, нарезанными кусочками сала и черного хлеба.

– Давно шампанское не открывал. Потерял квалификацию, – оправдался Женька, вытирая грязной тряпкой липкую жидкость с клеенки.

– А что это мы с тобой будем мелочиться, Георгий? Может быть, как настоящие мужики спирту бабахнем? Шампанское – это ж дамский напиток. Да и осталось его немного. Только Оксане и хватит, – предложил хозяин.

– Спирт, поди, технический? – настороженно спросил Смит.

– Обижаешь, Жора. Я что, враг своему здоровью? От гидрашки многие у нас дуба дали. Настоящий зерновой. Товарищ из Курска прислал. Мы с ним стажировку в «Советской России» вместе проходили. Ответственным секретарем в областной газете работает. Уже больше года обмениваемся посылочками. Я ему клюкву, кедровые орехи высылаю. А он мне сахар, спирт вот подкидывает. В три полиэтиленовых пакета упакует и на почту. Недавно почти пять литров от него пришло.

– Да ты, я смотрю, богач!

– А чего бы я тебя в гости зазывал, если бы угостить не мог?

– Тащи свой курский суррогат. К вам попадешь, и не то пить научишься, – махнул рукой австралиец.

Переводчица испуганно посмотрела на своего подопечного.

– Ну, за встречу! – торжественно объявил Евгений.

Мужчины опустошили свои рюмки до дна, а Оксана едва пригубила шампанское.

– Черт! – выругался Георгий, прикрывая ладонью рот. – Что ты мне подсунул, убийца?

– Как что? – удивился Женька. – Спирт. Я же тебя предупреждал.

– Так ты его не развел, что ли?

– А ты меня об этом не просил!

– Все внутренности спалил мне!

Милославский испугался и засуетился:

– Огурчиком, Жора, закуси. Полегчает. Или, может быть, водички холодненькой?

Смит вначале выпил одним глотком стакан водопроводной воды, а затем захрустел огурцом, приговаривая:

– Искры из глаз посыпались!

– Теперь вторая легко пойдет, – успокоил гостя хозяин.

– Нет уж, уволь. Чистый спирт я больше пить не буду. Разбавь его до водочной концентрации, пожалуйста.

Женька быстро выполнил его просьбу и вновь наполнил рюмки.

– Ну, за Новый год! – сказал он, поднимая свою рюмку.

– Емкие ты тосты произносишь, Федорович. Прямо, как генерал в фильме «Особенности национальной охоты».

– Классный фильм, да? Я его уже раз двадцать смотрел, а все равно смеюсь до упаду. Вся русская душа, как на ладони. С ее удалью залихватской, безрассудством и великой мудростью! – Женька даже забыл выпить.

– У меня такое ощущение, что это наши предки лет тысячу назад уехали на такую охоту в лес и не вернулись. Остались гудеть в свое удовольствие. Русалки им детей родили. Те, когда выросли, тоже в отцов пошли. Пьют, гуляют – дым коромыслом. А в свободное от веселья время зверя убьют, еды запасут – и опять давай куролесить. Сколько веков миновало, сколько поколений сменилось, а мы все не можем с охоты вернуться. Иногда, раз в сто лет, рождается умный, который зовет соплеменников выйти из леса к людям. Но его мало кто слушает, а если кто и пойдет за ним, то дальше лесной опушки все равно носа не сунет. Там же цивилизация, и люди живут как люди. Много работают, много думают, в Бога верят. Тяжело! То ли дело в родном лесу, в родном болоте! Напился, опохмелился. Напился, опохмелился. Так жизнь и прошла. И думать не надо.

– Грустные вещи говоришь, Георгий Константинович, – задумчиво произнес Милославский. – Что-то тебя чужбина на философию потянула. Прав, наверное, поэт: «Большое видится на расстояньи». Ну, за охоту! Великую российскую охоту, господа-товарищи! Кто-кто, а я с нее, точно, не вернусь. Мое это. И другого мне не надо, – сказал хозяин и, не дожидаясь остальных, выпил свой неразбавленный спирт.

– А знаешь, Оксана, как я с этим товарищем познакомился? – заплетающимся языком спросил Смит.

Они уже сидели часа три и открыли вторую поллитровую бутылку спирта. Лицо австралийца раскраснелось, по широкому лбу стекали крупные капли пота, глаза налились кровью, видимо от поднявшегося давления, и сделались сальными и похотливыми.

Он недвусмысленно поглаживал руку спутнице и, навалившись на нее плечом, продолжал свой рассказ.

– Я только что поступил на первый курс отделения журналистики. Меня поселили в общежитии, в комнате с такими же желторотыми первокурсниками. А Женька уже учился на четвертом курсе и тоже жил в общежитии, только в соседней комнате. Для нас он тогда был таким авторитетом! Надо же, четвертый курс! Сродни небожителю. Как-то вечером в первых числах сентября зашел он к нам в гости по-соседски. Попил чайку с вареньем и начал про студенческую жизнь рассказывать. Какие на факультете порядки, традиции. Кто из преподавателей – изверг, а кто – отец родной. И как бы между делом обмолвился. Мол, в начале каждого учебного года в общежитии проводятся учения по гражданской обороне. Среди ночи вдруг начинает выть сирена. Прибегают юристы из соседнего общежития и начинают вытаскивать всех прямо из постелей в бомбоубежище, которое в подвале. И здесь главное – быть готовым к этому. Спать в эту ночь лучше ложиться в одежде. Иначе потом в подвале в одних трусах придется сидеть. И противогаз необходимо подобрать по размеру. А то однажды один студент с большой головой схватил впопыхах маленький противогаз и просидел в нем часа три, пока учения не закончились. Чуть Богу душу не отдал. Еле-еле откачали. Он подсел ко мне, пальцами измерил мою физиономию и твердо сказал, что мне нужен только третий размер противогаза. Через пару дней, так же вечером, Женька заглянул к нам в комнату и предупредил, что учения по гражданской обороне начнутся сегодня ночью. Мы ему понравились, и он нас записал в оргкомитет по их проведению. Поэтому не нас будут вытаскивать среди ночи из комнаты, а мы сами будем вламываться в другие комнаты и спасать «пострадавших» студентов. Мы, конечно, обрадовались. Надо же, такое высокое доверие первокурсникам! Конечно же, мы его оправдаем. Особенно нам хотелось покрасоваться перед девчонками из нашей группы, жившими в комнате напротив. Какие мы, мол, крутые. Время приближалось к полуночи. Но в нашей комнате никто не спал. Раздался настойчивый стук в дверь. Мы тут же вскочили со своих кроватей. На пороге стоял одетый в штормовку Андрей Котелкин, Женькин сосед по комнате, тоже четверокурсник.