Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия

Андрей работал один. Редко когда случалось встретить попутчиков, таких же перегонщиков, как он. В ту пору на дорогах было очень неспокойно. А новенькая иномарка, нигде не стоящая на учете, – вообще самый лакомый кусок для дорожных пиратов. Но в душе у Андрея не было даже намека на страх. Он свято верил в свою звезду, в то, что с ним никогда ничего дурного не случится, а если и возникнут трудности, то он всегда сможет из них выкарабкаться.

Но и в этом бизнесе ему не удалось избежать криминала. Оказалось, что самое главное здесь не в том, чтобы дешево купить автомобиль, с минимальными затратами пригнать его, а в том, как пройти таможню. Если по закону, то он будет стоить столько, что его ни один здравомыслящий человек не купит, а если в обход закона, то и детишкам на молочишко чего-нибудь останется.

И вновь все пошло по старому кругу. Взятки, продажные менты, разборки… Бизнес ширился, крепчал. Мышковать Андрей вообще не умел. Уж любить – так королеву, воровать – так миллион. Однажды чеченцы ему назначили стрелку за мостом на заправке, где решили его грохнуть, чтобы спрятать концы в деле с партией контрабандных джипов. Крутой на стрелку не приехал. У него вообще было дьявольски развито предчувствие опасности, какой-то не человеческий, а звериный, первобытный инстинкт самосохранения. Он бросил автомобильный бизнес и исчез на какое-то время из города вообще.

Вскоре Андрей примкнул к одной офшорной компании, промышлявшей перепродажей нефтепродуктов. Его привлек давнишний знакомый еще по милицейской службе Игорь Самохвалов, который и возглавлял эту контору. А коммерческим директором в ней работал Георгий Кузнецов. Первым заданием на новом месте у Андрея было, конечно же, выбивание долгов с одной кемеровской фирмы, не желавшей по-хорошему оплачивать две тысячи тонн бензина. Долго пришлось повозиться Крутому с кемеровчанами, но долг они возместили до копейки. Остальных своих кредиторов эта фирма кинула, объявив себя банкротом.

В дальнейшем Крутоложин возглавил службу безопасности в этой маленькой нефтяной компании. И хотя эта служба состояла из одного человека – непосредственного ее начальника А. Крутоложина, но деньги в обороте защищала немалые. И, наверное, впервые в своей трудовой биографии Крутой не смог подчинить себе свое новое окружение. Уж больно любопытные, характерные персонажи подобрались здесь!

Игорь Самохвалов – директор компании – никогда не говорил слова «нет». Постоянно улыбающийся, он производил впечатление простоватого, со всем соглашающегося человека. Однако за этой внешней маской благодушия скрывался очень жесткий и расчетливый делец, который никогда своего не упускал. Он мог быть милым собеседником, особенно с женщинами, говорил о всяких пустяках и, как бы мимоходом, касался наиболее важного момента, ради чего, собственно, и велся весь разговор, и собеседник (или собеседница), усыпленные его риторикой, вынужденно принимали его точку зрения и поступали так, как он этого хотел. Но если кто-нибудь, особенно в сфере бизнеса, продолжал настаивать на своем мнении, Игорь все равно делал по-своему, иногда даже доходя до полного разрыва отношений с упрямым клиентом.

Кузнецов был в компании генератором идей. Среди необозримого океана возможностей он мог выделить несколько, на его взгляд, наиболее важных звеньев, связать их между собой предпринимательской логикой так, чтобы какой-то товар (в основном нефтепродукты), пройдя несколько этапов превращений, в итоге обретал вид конкретного числа, с как можно большим количеством знаков, на банковском счете. Крутоложин помогал ему осуществлять оперативную разработку проблемы. А Самохвалов делил заработанные ими деньги, при этом ни в коем случае не обижая себя.

Однажды дождливым осенним вечером Крутоложин и Самохвалов сидели в сауне в загородном доме Игоря и вели не очень-то веселый разговор.

– Я на днях письмо от Георгия из Сиднея получил, – сказал хозяин, плеснув на каменку ковш кипятка.

В парилке сразу стало нестерпимо жарко, но мужики, и до этого уже изошедшие потом, казалось, не обратили на жар никакого внимания.

– И что пишет наш австралиец? – спросил Андрей.

– Разное. Что получил, наконец-таки, вид на жительство, что снимает жилье на берегу океана. Ведет теперь здоровый образ жизни. Каждое утро бегает по пляжу и плавает в океане не меньше чем по полчаса. Ходит на курсы английского. Но с бизнесом, похоже, у него там проблемы. Свое дело не рискует открывать. Пишет, что большая конкуренция, легко можно прогореть. Работу хорошую найти сложно, но можно. Но он пока не ищет. Деньги еще есть. Познакомился с некоторыми бывшими соотечественниками. Все пристроенные. Но тоска по родине многих мучает. Его тоже. Пишет, что готов полжизни отдать за глоток сибирского воздуха.

– Мало, – ответил Крутой. – Сейчас с него за такое удовольствие новая власть потребует всю жизнь, целиком, без остатка. Если будешь отвечать ему, передай от меня поклон и что я снимаю шляпу перед его интуицией. Даже я не почувствовал, что так повернутся события. А он точно просчитал ситуацию и слинял. Пусть сидит в своем Сиднее и не рыпается.

Я бы тоже сейчас с превеликим удовольствием побегал по пляжу. Но, видно, не судьба.

– Слышал, вчера в аэропорту при посадке на московский рейс настоящий шмон устроили? Многих арестовали.

– Да, там уже давно нашего брата пасут. Ты разве об этом не знал? Надо быть последними идиотами, чтобы решиться драпать самолетом! Люди сами лезут тигру в лапы. Нет уж, я, если и соберусь сматывать удочки, то только поездом. До Новосибирска можно добраться проселочными дорогами. А там узловая станция, поездов через нее проходит множество. За всеми пассажирами не уследишь, – высказал свое мнение Андрей.

Самохвалов тяжело вздохнул и произнес:

– Эх, раньше нужно было уезжать. Считай, весь мир с семьей исколесил. Только в Антарктиде не был. Кажется, совсем недавно мы бродили по Нью-Йорку, ужинали на Брайтоне. Там по-английски-то никто и не говорит. Русскоязычного населения в одном Нью-Йорке больше восьмисот тысяч человек. Знакомые предлагали: оставайтесь. Наймете адвоката. Рано или поздно получите грин-карт. Представляешь, там простой водитель большегрузного грузовика в месяц имеет четыре штуки баксов! Я бы запросто согласился. Но Ирина моя, как всегда, заупрямилась: детям скоро в школу, а дом, а машины? Теперь будет и школа, и дом, и машины! Сейчас волосы на себе рвет, какая же я была дура! Но поздно. Поезд, как говорится, уже ушел.

– А по мне лучше в лес уходить, – вставая с деревянного полка, сказал Крутоложин. – Тайга – большая. Охотничьих заимок в ней не перечтешь. Отсидимся месяц, другой, глядишь, национальные спасители душеньку отведут и поубавят свой революционный пыл. А потом, когда все уляжется, осмотревшись, можно будет и вернуться. А если нет, так еще мой дед на тракте с кистенем пошаливал, обозы грабил. Можно и его опыт взять на вооружение. Сытая жизнь на чужбине не по мне. Вон даже Жорка плачет, домой хочет. А я вообще там загнусь. Это – моя земля. Я на ней вырос, на ней и умирать буду.