Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]

— Спасибо, — сказал Костя, убирая карточку во внутренний карман. Лейтенант отдал честь, и патруль медленно пошел дальше.

Оказавшись в Наташиной квартире, Костя первым делом через компьютер сделал запрос о ее судьбе. Приговор, вынесенный несколько дней назад, остался без изменений. Никаких сведений. Ни о живой, ни о мертвой. И это было самым страшным.

Первые два часа Зубков провел за компьютером. Он нашел списки реабилитированных, новые списки объявленных в розыск за преступления против народа собственной страны. Был опубликован доклад обо всех преступлениях крикунов за время существования их партии, об их содержании бывшим президентом. Все повторялось. Виновные уже были найдены, пути выхода из создавшейся ситуации обозначены. История всегда повторяется. И, как правило, на новом витке спирали. Именно это заставило Зубкова задуматься. Так ли безобидно начался сегодняшний день, как его пытаются преподнести?

Он еще раз сделал запрос о Наташе. Машина не сказала ничего нового. Лена и Виктор тоже до сих пор значились в командировке. Зубков узнал про дядю Юру. Справочная система выдала, что Чуев был доставлен в тридцать четвертую клинику вчера в половине второго. Диагноз — трещина в правом бедре, два сломанных ребра, побои. В пять часов его доставили домой на дежурной машине. Дышать стало немного легче.

Закончив возиться с компьютером, Зубков снял трубку и набрал номер спутникового телефона Ганса. Трубка ответила практически сразу же.

— Здравствуй, Ганс, — с легкой хрипотцой в голосе поздоровался Костя.

— О-о-о! Костя, — обрадовался Ганс. — Доброе утро. Рад тебя слышать. У тебя все в порядке?

— Да, вроде все нормально.

— Чудесно. Я за тебя сильно переживал. Когда тебя объявили в розыск, я думал, что больше тебя не увижу.

— Спасибо, Ганс.

— Как у вас дела в газете? Я слышал, был пожар?

— Был погром, — уточнил Костя. — Но теперь, я думаю, все наладится. Ты как думаешь?

— Не знаю, Костя. Пока не могу разобраться. Военные у власти — это всегда небольшая опасность. Даже скорее большая, чем небольшая. Но все равно… как это по-русски… прошло очень мало времени, чтобы делать выводы. Пока что очень мало информации.

— Я знаю, — улыбнулся Костя. — Я видел тебя на Красной площади, во время штурма.

— Ты тоже был там? — удивился Ганс. — У меня получились прекрасные кадры. Их показали по всему миру. Правда, меня чуть не расстреляли… но все обошлось.

— Мне тоже там чуть не обломилось… Матросы выручили.

— Подожди… ты что, был на той самой баррикаде?

— Ну… да, на какой-то был.

— Грандиозно! Ты должен дать мне интервью. И не говори «нет». Ты просто не имеешь на это права. Тем более что твоя газета наверняка уже получила эксклюзивный материал, так что по отношению к ней все будет абсолютно честно. К тому же расскажешь о погроме в вашей редакции.

— Хорошо. Наверное, ты прав. Но мне нужно будет посоветоваться. Сам понимаешь.

— Конечно, конечно. Только постарайся это сегодня сделать.

Я тебе вечером перезвоню.

— Постараюсь.

— Тогда до вечера. Удачи тебе.

— И тебе, Ганс.

Повесив трубку, Зубков задумался: зачем он все-таки звонил Гансу? Услышать о том, что он переживал за него? Да, наверное, нет. Спросить, что он думает по поводу последних событий? Так можно было и не звонить. Ганс всегда осторожен в выводах. Если случается что-то непредвиденное, то он отвечает, что мало информации. Нужно время, чтобы разобраться. Вот именно разобраться. Костя посидел несколько минут в тишине и пошел к Чуеву.

Когда дверь открылась, дядя Юра предстал перед Костей в гипсе и на костылях. Он был весел и слегка пьян. Из квартиры доносились пьяные голоса.

— А вот и он, больной зуб, — с улыбкой сказал дядя Юра. — Заходи, гостем будешь.

— Привет, — без эмоций сказал Костя и вошел в квартиру.

Увиденная картина его не удивила. За столом сидели Мухин и Богатырев. На столе стояли три бутылки водки, одна была почти пустая, блюдце лимонных долек, трехлитровая банка черной икры и батон белого хлеба. Классическая картина «на троих» времен апокалипсиса Эры Водолея.

— Здрасте, — устало сказал Костя на пороге комнаты.

— Привет.

— Ты вовремя. Косте были рады.

Дядя Юра «прикостылял» в комнату и сел на свой стул. Костя сел рядом с Мухиным. Богатырев разлил водку по рюмкам.

— Итак, господа… — сказал пьяный Богатырев, наливая водку в свою рюмку, — давайте выпьем за нас. За то, что мы еще есть.

И будем надеяться, что и завтра еще будем. Что мы, в сущности, теперь можем еще сделать? Молиться. Но это позже. А сейчас… за вас, господа. И да здравствует начало того конца, коим оканчивается это начало.

Чокаться не стали, а лишь подняли рюмки вверх и молча выпили. Пока Костя закусывал лимоном, Мухин поставил перед ним чистую тарелку и навалил в нее черной икры.

— Откуда икра? — спросил Зубков, подцепив вилкой черную зернистую горочку.

— Так… — сказал Чуев, — держал на черный день. Пардон за каламбур.

— Костян, — сказал Богатырев, — что ты думаешь по поводу новой власти?

— Я ее боюсь.

— Почему? — удивился Мухин.

— Я вообще боюсь военных. Тем более тех, что у власти.

— Но он не военный… — уточнил Мухин, но Чуев перебил его.

— Раз есть внутренние войска, значит, военный. А если прибавить сюда всех служащих МВД и СГБ да плюс всех стукачей и агентов… получится такая армия, что министр обороны от зависти удавится на своих любимых камуфлированных подтяжках.

— Ничего подобного, — возразил Богатырев. — Два часа назад министр обороны сказал, что бардак всех достал и он полностью поддерживает действия Алферова.

— Вот так вот… — сказал Чуев и скривил губы.

— Слушай, у ваших ребят столько работы… Что ты здесь делаешь? — вдруг спросил Мухина Костя.

— Я вчера подал в отставку.

— Все мы проститутки, — тихо сказал Богатырев. — В глубине души. И наша главная мечта — продаться подороже. — Он уронил голову, а когда поднял, мотнул ею и сказал с выражением мольбы на лице: — Моисей, давай взорвем че-нить на хрен.

— Извини, Данилыч. Но если ты заметил — я сейчас вне игры.

— А когда поправишься? — заинтересовался Богатырев.

— Возможно, мы обсудим эту тему.

Богатырев улыбнулся и даже приосанился. Наконец-то Моисей перестал играть в святошу и сделал шаг, чтобы вернуться к тому Моисею, которого страна знала двадцать лет назад.

— А ты не поторопился с отставкой? — спросил Костя.

— А какая теперь разница? — улыбнулся Мухин. — Если я поторопился, то меня вместе с вами поставят к стенке. Если бы немножко обождал, поставили бы отдельно.

— Почему это нас к стенке? — спросил дядя Юра.

— Таких, как вы, военные, придя к власти, всегда ставят к стенке. Со временем. А иногда и сразу. На всякий случай. Естественно, пистолет дадут мне, чтобы проверить лояльность. А мне в вас стрелять не хочется. По уху некоторым штатским, — Мухин посмотрел на Богатырева, — порой хочется съездить, а стрелять… Мне вообще ни в кого стрелять не хочется. А если я ошибаюсь… Я уже два года подумываю об отставке. Старею, наверное.