Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]

— Ты чего? — не выдержав, спросил Мухин.

— Смотри, Карлсон сидит.

— Где?

— Да вот, на диване.

Мухин перевел взгляд на диван и, прыснув, залился смехом. Теперь уже гоготали все.

— А че он один пришел?.. — вздрагивая от смеха, спросил Мухин. — Карлсон, ты чего один пришел?.. Где твой друг Энгельсон?..

Пьянка продолжалась до двух часов ночи. Четверть опустела только наполовину. Мухин и Богатырев остались ночевать у Чуева. Зубков попрощался со всеми, кто еще не спал, и пошел домой. Оказавшись в квартире, он закрыл замок и, не зажигая света, простоял несколько минут у двери, прислонившись к ней спиной. Как и его друзья, он был сильно пьян. Шатаясь из стороны в сторону, Костя дошел до кровати и, не раздеваясь, рухнул на нее лицом вниз, распластав руки.

Зубков не знал, сколько прошло времени с той минуты, как он вернулся в квартиру Наташи, но ему вдруг показалось, что в комнате есть кто-то еще. Костя поднял голову и увидел женщину, сидевшую за столом. Лунный свет, изредка пробиваясь сквозь рваные, плывущие по небу облака, освещал ее изящный силуэт. Он был прикрыт белоснежной одеждой из материала, тоньше, чем шелк, а голову покрывал такой же белый шарф с перекинутым левым концом через правое плечо. Лик ее был прекрасен. Гостья сидела неподвижно, положив ногу на ногу, и смотрела на Костю. Руки ее покоились на правом бедре, чуть выше колена. Гостья отняла правую руку и положила ее на стол. Костя перевернулся набок, не отрывая взгляд от гостьи, с трудом поднялся на руках и сел на кровати, опираясь спиной о стену. Женщина смотрела на него, чуть наклонив голову вправо.

Словно завороженный, Костя смотрел на гостью, не в силах ни отвести взгляд, ни сказать слова. Из-за облаков вышла луна и залила комнату холодным светом. Когда гостья заговорила, слова ее были похожи на тихое журчание ручейка, неспешно бегущего в зеленой лощине. Косте показалось, что он и не отвечал ей, а только думал, как казалось, что и она не сказала вслух ни слова. Но как бы там ни было, они не спешили задавать друг другу вопросы и отвечать на них.

— Я за тобой.

— Я готов.

— Ты все успел, что должен был сделать?

— Не знаю… Наверное, нет… Я не уверен…

— Почему?

— Не знаю.

— Неправда. Знаешь. Просто боишься в этом сам себе признаться. Люди часто боятся признать свою слабость и трусость. Но ведь это не страшно. Страшно другое. Еще чаще этим оправдывают свое бездействие.

— Не все зависит он нас самих.

— Неправда. Люди сами творят историю и способны изменить судьбу. Как свою, так и чужую. Но для этого нужно иметь желание. Есть много дорог, по которым можно идти, но выбрать надлежит одну. И не стоит надеяться увидеть море, если уходишь от плеска волн.

— Но почему? Земля ведь круглая.

— У каждой дороги есть начало, но не у каждой есть конец. Не поняв начала, не заметишь конца.

— Возможно, ты и права.

— Я всегда права.

— Конечно.

— Вы часто силитесь понять то, что нужно просто принять, и всего лишь принимаете то, что необходимо понять.

— Остается пустяк… Понять, что не принять, и принять, что не понять.

— Ну что же, раз ты готов — нам пора в путь.

— Постой! Я не готов. Наташа… Я не нашел ее!

— Ты так уверен в том, что это необходимо?

— Да. Я уверен.

— Быть может, она уже ждет тебя там, куда ты только придешь?

— Нет.

— Почему? Ты чувствуешь это? Или только так думаешь?

— Я знаю.

— Хорошо. Я подожду. Недолго.

Облако закрыло луну, и холодный свет ушел из комнаты, оставив место лишь ночи. Ветер что было силы дунул в открытое окно и исчез. Занавеска взлетела к потолку и медленно поплыла вниз. Все стихло, как будто бы ничего и не существовало.

Проснувшись, Зубков попытался открыть глаза, но у него это получилось не сразу. Наконец веки расклеились, и Костя взглянул на мир. Мир был прекрасен, хотя чувствовал себя Костя отвратительно. Голова разламывалась на сотню малюсеньких кусочков. Во рту было противно, как будто кошки нагадили, и сухо, как в пересохшем арыке. В открытое окно дул холодный ветер, занавеска от его дуновений плавала в воздухе.

Зубков перевернулся с живота на бок и, сильно морщась от боли, сел на кровать. Оглядев себя, он без удивления заметил, что спал в одежде. Вчерашний день всплывал обрывками. «Утром сменилась власть… после обеда все собрались у дяди Юры…

Посидели неплохо… Потом дядя Федор харчей подбросил… Самогоночки… — импульс боли стукнул в лоб и отрикошетил в затылок. Костя зажмурил глаза и чуть сдавил виски ладонями. — А хорошо вчера посидели!.. Данилыч Карлсона видел… Да и я вроде как тоже…»

— Что ж ты так болишь, зараза! — простонал Зубков, обхватив голову двумя руками и медленно вставая с кровати.

Встав, он пошел на кухню, одной рукой опираясь о стенку. На кухне, в холодильнике, стояла бутылка водки. Одна рюмочка, и жизнь должна была снова расцвести всеми цветами радуги. Всего один глоток. Как часто жизнь зависит всего лишь от одного глотка. Воды или воздуха.

Поправив здоровье, Костя сидел на кухне и, помешивая ложечкой крепкий чай, смотрел по седьмому каналу национального телевидения одну из лучших картин Чаплина «Огни большого города». Зазвонил телефон. На третий звонок Зубков протянул руку и снял трубку.

— Да.

— Лобачевский убит.

Прежде чем Зубков понял, что звонит дядя Юра, прошло несколько секунд. На то, чтобы понять, что он ему сказал, времени понадобилось в три раза больше.

— Как убит… когда?

— Утром. У подъезда. Жена только что звонила. Телевизор включи. Я зайду к тебе.

Зубков не стал спрашивать, какой именно канал, а сразу же включил первый. Передавали новости. Комментарий ворвался в комнату на полуслове. Единственное, что приходило Зубкову в голову, — началось. Милый женский голосок со всей строгостью, на которую только был способен, сообщал о раскрытии крупной коррумпированной организации, в которую входили как бывшие члены правительства, госслужащие и сотрудники СГБ, так и простые смертные граждане, продавшие свой народ за тридцать сребреников.

«Вроде и миры разные, — подумал Костя, — а схемы одинаковые. Следственные органы фабриковали дело, судебные выносили приговор, а печатные доводили информацию до сведения общественности в нужном свете».

— …Но справедливость восторжествовала. Виновные найдены, арестованы и скоро будут наказаны… — воинствовал женский голосок.

Не выключая телевизора, Зубков вскочил со стула и кинулся к компьютеру. Экран вспыхнул, на черном фоне побежали белые строчки. Казалось, компьютер никогда не загрузится. Потом система дважды не определяла карточку и не принимала пароль. Наконец доступ был разрешен. Зубков без труда нашел нужную информацию. В списке из шестисот двадцати четырех фамилий Лобачевский значился под номером двести семьдесят один. Мухин был триста девятым. Зубков сделал общий запрос на розыск. Больше никто из его знакомых ни в чем не обвинялся. Информации о Наташе, как и прежде, не было никакой.