Валерий Бочков - Коронация Зверя

Она вдруг замолчала, точно ей стало лень говорить. Наверное, ей действительно стало скучно рассказывать о своих родителях.

Мы замолчали.

Потом, совсем не к месту, я вспомнил историю семилетней давности: я катался на велосипеде в парке. Стараясь не раздавить резвую болонку, бросившуюся мне под колеса, я влетел в дерево. Очнулся в больничной палате. Кусок жизни неопределенной протяженности отсутствовал полностью. Часы на стене показывали десять сорок пять, в приоткрытую дверь я видел коридор – горчичного цвета стену и бурый линолеум на полу. Звуков не было, только какой-то настырный зуд, точно рядом работал электромотор. Еще кто-то устало стонал, приглушенно, как сквозь подушку. Мне стало жутко…

– И? – спросила Зина, прервав долгую паузу.

– Мне стало жутко… До мурашек. Там, в этой чертовой палате, я понял, насколько мы все одиноки. Все! Все и каждый из нас! Если бы я отдал концы, то никто даже не обратил бы внимания. Никто! Лежа на больничной койке, я был уверен, что в этом здании, может, за соседней стенкой, кто-то испускает последний вздох. Кто-то умирает прямо сейчас, умирает рядом со мной. И я понял, как ему сейчас там страшно. Страшно и одиноко… Господи…

Я поперхнулся. Зина повернула голову, в потемках лица было не разглядеть, но мне показалось, что она плачет.

– Я встал, отодрал какие-то провода, приклеенные к моей груди. Вышел в коридор, там никого не было. Добрел до соседней палаты, открыл дверь. Одна кровать была пустая, на другой под капельницей лежала старая негритянка. «Мартин, это ты?» – спросила она. Я сел на край койки, взял ее руку в свою…

В горле снова стоял комок, я засмеялся, чтобы не всхлипнуть.

– Господи, сколько ужаса было в ее руке, сколько одиночества и страха! Господи…

Мне стало совсем тошно. Говорить я тоже не мог.

Уже не стесняясь, я неуклюже сполз с полки на пол.

– Жара дикая, – буркнул. – Я в душ.

До упора выкрутив оба крана, я подставил лицо колючим струям. Наверное, я плакал: я был изрядно пьян, мне до чертей стало жаль свою бестолковую жизнь, увы, почти прошедшую – остатки ее не вызывали особого любопытства даже у меня. Еще обиднее было за Зину, за сына. Сжав зубы, я кулаком двинул по кафелю, от боли у меня побелело в глазах. Из разбитых костяшек закапала кровь, розовые цветы распускались акварельными кляксами у моих ног, вспыхивали, линяли и уносились в сток.

Стреляли где-то совсем рядом. Я скатился с дивана и метнулся к окну, осторожно раздвинул занавеску. За стеклом чернела ночь, вдали желтел безобидный конус тусклого фонаря. Сердце гулко колотилось в ребра. Я, раскрыв рот, несколько раз глубоко вдохнул.

– Что? – шепотом прокричала Зина с дивана. – Что там?

Я, не оборачиваясь, махнул рукой – мол, не мешай. Тут же снова затрещал автомат, сухо и громко, точно за углом. Я присел, пялясь в чернильную тьму. Где-то зафырчал мотор, призрачный свет невидимых фар раскрываясь веером, разложил по траве длинные тени сосен, черные стволы уныло побрели куда-то.

Фары вынырнули справа, неожиданно близко. Свет уперся в крыльцо соседней избушки, черные ломаные тени быстро взбежали по ступеням. Кто-то заколотил в дверь. Зажглось окно, дверь открылась, в янтарном проеме появился мужской силуэт. Я разглядел бритую голову, мужчина провел рукой по макушке, точно приглаживая волосы. Тут же началась возня, бритого скрутили, стащили с крыльца. Бросили на траву. К нему подошел какой-то человек, наклонился, словно разглядывая лицо, потом вытянул руку. Один за другим хлопнули два выстрела.

Все случилось быстро и очень обыденно.

– Зина… – У меня мелко тряслась нижняя губа. – Зина…

– Я тут… – Она сидела на корточках рядом.

– Зина, – повторил я, стараясь отделаться от мерзкой дрожи. – Надо отсюда выбираться…

– Погоди. – Пригнувшись, она добралась до стола.

Я оглянулся, но крикнуть не успел – сизый свет от компьютерного экрана растекся по потолку.

– Ты что?!

Я беспомощно задернул занавеску – дырявый тюль был прозрачен, как папиросная бумага.

– Извини, извини! – Судорожно колотя по клавише, она пригасила экран. – Извини…

– Извини… – проворчал я. – Ну что там?

Зина, уткнувшись в экран, что-то невнятно буркнула.

Я отодвинул занавеску. В соседнем доме зажглись все окна, там торопливо сновали люди, на убитого никто не обращал внимания. В дверном проеме на крыльце появился некто с автоматом, крикнул в сторону машины:

– Тут все чисто.

За моей спиной Зина изумленно выругалась матом.

– Что? – нетерпеливо спросил я.

– Полный… – повторила она почти с восторгом и начала зачитывать куски из новостей. – Маршал Каракозов арестован… так… так… генпрокурор представил неопровержимые доказательства его участия в мятеже и организации покушения… В заговоре принимали участие министры и чиновники из ближайшего окружения… Вот! Заговором руководила Анна Гринева, одна из наиболее богатых и влиятельных… так, так… Сколотила капитал в период приватизации… банк «Бета», поставки никеля… Финансировала подготовку операции по устранению президента… тренировочная база на личном острове в Адриатике – во, тут даже фотографии! Отряд боевиков готовил Ник Саммерс, он же Николай Королев, офицер элитного спецподразделения морской пехоты США…

– Саммерс… – повторил я, имя мне показалось знакомым. – Ник Саммерс…

– Вот еще! Лидер росдемов депутат Глеб Сильвестров объявил себя временно исполняющим обязанности главы государства. На экстренном заседании Госдумы ему были предоставлены чрезвычайные полномочия.

– Потрясающе… – пробормотал я.

– Первым указом Сильвестров ввел чрезвычайное положение, приостановил действие Конституции и распустил Государственную думу. Указ вступает в силу…

– Тихо! – зашипел я. – Глуши комп!

Два черных силуэта направились в сторону нашей избы. У одного, повыше, на плече болтался автомат.

Экран погас. Я отодвинулся от окна, сквозь тюль занавески мне было видно, как второй, что поменьше ростом, на ходу вытянул из кармана сигарету, остановился и закурил. Потом подошвы забухали по ступеням, по доскам крыльца.

– Есть кто живой? – раздался глухой, точно простуженный, голос.

Кто-то саданул ботинком в дверь.

Я зачем-то зажмурился. Попытался вспомнить, какой там замок, какая дверь, легко ли ее выбить. Снаружи, похоже, подумали о том же: кто-то, крякнув, ухнул в дверь плечом. Дверь скрипнула, но устояла.

– Да пусто тут, Гога, раз тачки нет, значит, пусто. Пошли! – сказал другой, высокий мальчишеский голос.

Настырный Гога еще раз двинул плечом, выругался. Шаги загремели по ступеням, захрустели по гравию. Я не решался открыть глаза, боялся, что эти двое тут же вернутся и накроют нас.