Юрий Силоч - Союз нерушимый...

Я сделал неопределённый жест головой, указав глазами куда-то наверх.

— Сейчас, — выдавил капитан. «Хорошая собачка», — похвалил я его мысленно. Он немного закатил глаза: похоже, связывался с Гречко.

— Проходите! — кап-три уже вернул себе прежний напыщенный вид. Я кивнул, сказал «Спасибо» и поборол яростное желание дать ему рубль чаевых.

— Здравия желаю, товарищ маршал советского союза! — на пороге я лихо откозырял, прищёлкнув каблуками от усердия. В тесной каюте с низким потолком, за маленьким столом, больше похожим на школьную парту, сидел квадратный человек с будённовскими усами и самыми большими звёздами, которые я когда-либо видел.

Он поднял на меня маленькие глаза, прятавшиеся глубоко-глубоко в черепе и обрамлённые коричневой кожей, на которой раскинулась выдающаяся сеть морщин.

Они выглядели так, словно были вырезаны в старом дереве, окаменевшем за столетия. На столе маршала стоял терминал, рядом — гранёный стакан с карандашами, ручками, циркулем. На краю — логарифмическая линейка, вытертая от постоянного использования. Возле стены — простая койка, которую можно было поднять и закрепить у стены, как у матросов. И всё. Голый металл. Не знаю, чего я ждал. Наверное, роскоши. Шкафа из красного дерева. Бара с богатейшей коллекцией дорогущих бутылок. Персидского ковра на полу. Коллекции Айвазовского на стенах.

Но только не голого металла, солдатской кровати с солдатским же бельём (я узнал то самое одеяло с тремя полосами), терминала и пластмассового стула.

— В чём дело? — спросил меня Гречко поразительно тихим и мягким голосом. Тут маршал снова меня удивил — я готов был услышать командный рёв.

— Товарищ маршал советского союза! — лучшим решением в данной ситуации будет просто сыграть роль посыльного от начала и до конца. — Вам пакет! Лично в руки! — я достал из-за пазухи опечатанный бумажный конверт. — Дело исключительной важности!

Положив конверт на стол, я посмотрел Гречко в глаза — долго и пристально, куда дольше, чем требовалось.

— Хорошо. Можете идти!

— Товарищ маршал советского союза, разрешите обратиться!

— Не орите, лейтенант, — устало сказал Гречко. — Вы не на плацу. Что у вас?

— Когда можно будет узнать ваш вердикт по этому письму? — спросил я.

— А как срочно надо? — вопросительно взглянул на меня главный космонавт советского союза.

— Хотелось бы как можно скорее, товарищ маршал, — я искренне старался не перегибать палку с наглостью, но, похоже, получалось не особенно хорошо.

— Займусь… — Гречко посмотрел на часы. — Буквально через два часа. Раньше никак. Вас это устраивает?

— Так точно, товарищ маршал! — я вытянулся во фрунт, но горланить не стал.

— Посидите пока в кают-компании. Капитан на входе проводит.

— Благодарю, товарищ маршал!

Я выходил из начальственного кабинета с виду совершенно спокойный, но, несмотря на это, в голове у меня шумело. Что-то тут явно не так: интуиция об этом просто кричала. Пока недовольный капитан вёл меня в кают-компанию, я успел как следует оценить предчувствие со всех сторон и понять, что именно мне не понравилось. А ведь стоило подумать об этом раньше, анализируя информацию о личности главного космонавта Советского Союза! Ведь что было известно о Гречко? Да почти ничего — и то, в основном, пропаганда.

Больше всего смущал аскетизм маршальской каюты. Человек, который практически жил на корабле и лично командовал флагманом во время боёв, жил в сраной стальной коробке с голыми стенами и матросской койкой, застеленной колючим одеялом. Я не видел мотива и подозревал самое плохое.

Ведь у тех, кто оказался замешан в заговоре, цели были самые, что ни есть ясные и низменные. У «Лебедей» — государственные контракты и сопутствующие этому деньги и влияние. У депутатов — они же, плюс кое-какие дефицитные блага. У Захарова — сын и место в генштабе, подальше от боёв. А у Гречко таких шкурных интересов не прослеживалось, следовательно, либо генерал мне наглейшим образом соврал, либо всё было очень плохо — и маршал присоединился к заговору по каким-то идейным соображениям. Или вообще его возглавлял.

Что мне предстояло с этим делать, ещё нужно было решить.

В кают-компании я нашёл удивительный островок уюта посреди серой стали и острых углов. Столики под белыми скатертями, на стенах — настоящие обои и репродукции картин: в основном, сельские пейзажи, изображавшие колхозников за работой, в вазах — искусственные цветы. Впечатление портили только два транспаранта — огромные полотнища, на которых было написано: «Наше дело правое! Враг будет разбит!» и «Развивайте свиноводство!». Последнему лозунгу я улыбнулся, как старому знакомому. Тут можно было поесть, и я хотел этим воспользоваться, но стеклянные витрины пустовали, а лопоухий матрос, стоявший на раздаче, сказал, что пока не время: офицеры уже позавтракали, а обед пока не готов.

Стоило мне разместиться за одним из столиков с отвоёванным у матроса гранёным стаканом безбожно разведённого чая, как в кают-компанию вошли два мичмана — полный низкий и высокий тощий. Вдвоём они напоминали ставшую легендарной Булычёвскую парочку — Крыса и Весельчака У. Они о чём-то тихо говорили, скользнули по мне взглядом и направились к матросу за стойкой, вернувшись со стаканами чая и блюдцами, на которых лежали сосиски в тесте: у худого — две, а у толстого — одна. Подобное распределение показалось мне забавным.

Они сели за соседний столик, я сделал вид, что их не замечаю.

— Простите, товарищ младший лейтенант!

Я поднял глаза. Ко мне с добродушной улыбкой повернулся толстяк.

— Что ж вы пустой чай пьёте? Вас давно кормили?

— Ещё вечером, — я вспомнил отвратительную гороховую кашу из космодромной столовой, отчего проснулась изжога.

Мичманы переглянулись.

— Непорядок, — сказал тощий и, сходив к матросу, вернулся с ещё одним блюдцем. Там лежало три сосиски. Свежие, румяные, вкусно пахнущие. При виде них слюна начинала выделяться сама собой.

— Угощайтесь! — на стол передо мной опустилось блюдце. — И простите за отсутствие гостеприимства! — мичман растянул бледные рыбьи губы, а я смотрел на бородавку у него под носом, не в силах отвести взгляд.

— Ой! — я изобразил смущение. На самом деле мне уже давно стало понятно, к чему всё идёт. — Спасибо огромное, товарищи!

— Да не за что! — тощий подмигнул. — Если что, мы с Владиславом Сергеевичем работаем с механизмами, подлежащими протирке спиртом…

— Во внеслужебное с удовольствием бы, но пока не могу, — вежливо отказал я. — Простите, я бы и вас угостил, да нечем.

— Да что за разговор? — расплылся в улыбке толстый. Он был чем-то похож на Палыча: такой же добродушный вид и такой же цепкий холодный взгляд. — Присаживайтесь к нам. Может быть, мы того лоботряса ещё на что-нибудь раскрутим!