Армин Кыомяги - Луи Вутон

Вчера утром проснулся от вонищи. Она висела в воздухе как упрямое и настырное привидение, миллиметр за миллиметром захватывая замкнутое пространство торгового центра. Зловоние поднималось с первого этажа. Зажимая нос и переступая через липкие, образовавшиеся за ночь лужи, я добрался до эпицентра вони. Морозильные камеры и прилавки в Rimi. В них плавали кусочки овощных смесей, красивые и разноцветные как конфетки M&M. Размороженные креветки и рыбное филе получили последнюю возможность насладиться еще прохладными прелестями родной стихии, они покачивались в мутной жидкости, лелея надежду, что откуда-нибудь явится Посейдон в резиновых сапогах Nokia и своим божественным дыханием возродит их к жизни. Коровы, свиньи и бараны, разрезанные на аккуратные куски, самозабвенно склеились, как слепые влюбленные в загробном мире, которых при жизни неправедно разлучали их шубы, шкуры и рога. Маленькие мясные зверьки, похожие на кораллы, выглядывали из раскисших и пушистых от плесени оболочек пельменей. Прежде такие конкретные и оптимистичные пиццы в вонючей талой воде превратились в безликие плюхи – их растекающиеся физиономии еще удерживал, но уже с трудом, обессилевший сыр. Индюки, перепелки и курицы к изумлению водоплавающих уток и гусей отважно плескались в холодильниках как закаленные фанаты зимнего купания. Плотная пленка упаковок крабовых палочек почему-то развалилась, выпустив своих обогащенных белком постояльцев на свободу. А там они и сами медленно раскрылись, совсем как цветы, после долгого ожидания дорвавшиеся до солнца. Тысячи организмов с исчезновением электричества вырвались на свободу: целые и нарезанные, сырые и полукопченые. Они освободились от своей ледяной коросты, вернулись к жизни, – словно раскрыла земля свои глубокие недра и выпустила на поверхность окаменелости, миллионы лет не знавшие прелестей свободы.

Наклонился над прилавком. Вот она передо мной – эта разбухшая и зловонная, вылезшая из размокшей яркой упаковки сплошная каша, биомасса со штрихкодом. Подняв голову, я оглядел заполненный морозильниками зал и прикинул, что больше напоминает эта картина – сотни отказавшихся служить фреоновых гробов или тысячи существ в анатомичке. Точно одно, я стоял посреди кладбища. Добро пожаловать на суперпогост Rimi! Качественные мертвецы по хорошей цене!

Однако свечи зажигать я не стал. Не стал тратить время и на парочку утешительных слов надгробной речи, оправдывающих каждую сущность, что так доверчиво позволила себя заморозить, в надежде проснуться когда– нибудь в лучшем мире, обещающем вечную, счастливую и беззаботную жизнь. Не повезло вам, братцы! Правда, типы, которые собирались вас сожрать, все куда-то провалились, так что вы хотя бы спаслись от тесноты пищеводов и кислоты желудочно-кишечных трактов. Я, к сожалению, ничем не могу помочь вам возродиться к жизни. На этот счет никаких инструкций мне не оставлено. Разумеется, я мог бы продемонстрировать гуманность и доброту, собрать из гробов все ошметки мяса, припомнить некоторые главы из знаменитой во всем мире кулинарной книги Франкенштейна, взять иголку с ниткой и сшить свиновцебыка, а на его спине пристроить десятка два пар индюшат и цыплят. Однако сомневаюсь, что вы станете от этого счастливыми. Я мог бы попробовать запихать пельмени обратно в решетку мясорубки и покрутить оживляющую рукоятку против часовой стрелки, но все же не верю, что в результате комната наполнится радостно хрюкающими поросятами. Вам конец. Смиритесь с этим.

Отправился в охотничий магазин и вернулся оттуда в прорезиненном рыбацком комбинезоне с сапогами. В секции бытовой химии отыскал классные желтые перчатки. В аптеке выписал себе марлевый респиратор. К работе, этому от всего освобождающему кретинизму, я был готов. Arbeit macht frei.

Когда воткнул найденную в хозяйственном отделе совковую лопату в первый гроб, задумался. Куда я дену все это тошнотворное месиво? Корзинки и тележки не годятся. Таскать детскую ванночку из магазина до мусорного контейнера непродуктивно. Примерился к огромным черным пластиковым мешкам, но побоялся, что при волочении они порвутся. Перспектива мыть пол в коридорах вызвала рвотный рефлекс, так что и от этого варианта я отказался. Необходимо было найти лучшее решение. Задумчиво побрел по центру, поглядывая на никому не нужные витрины. И вдруг замер. Samsonite. Да! Что может быть более подходящим транспортом для мертвых душ в их последнем скорбном пути. Привез тележку, загрузил ее чемоданами с горой и взялся за работу.

Для начала побросал креветки в большой розовый чемодан (серии Samsonite Pink), затем мешанину из пельменей в классический цвета слоновой кости (Samsonite Ivory Classic), потом махнул рукой, какой смысл уж так церемониться на этом кладбище – и выстроил свою чемоданную рать с распахнутыми как у аллигаторов в ожидании кормежки челюстями в длинный ряд, покрепче ухватил лопату и стал без разбору забрасывать все в открытые пасти. Вместе с пленкой и раскисшим картоном упаковок. Голодное брюхо не благоприятствует сортировке отходов.

Сколько прошло часов – не знаю. Присел на один из чемоданов, выпустил из рук лопату и оглядел себя. Бойня и свалка в одном флаконе. Я перевел дух. Потихоньку на свое место просачивался разум. Где, черт возьми, я был? Что здесь происходит? Сотни осклизлых чемоданов. Куда они собрались? Сначала люди, потом млекопитающие, за ними полуфабрикаты, кто следующий? Я что, похож на поводыря, вожака кулинарных изделий? Снова оглядел себя. Пришлось, увы, признать, что именно так я, на хрен, и выгляжу.

Поднялся, кряхтя как последний гегемон. Измученный, отрешенный, загнанный в угол подспудной капиталистической революцией. Или все-таки не до конца загнанный… Какое-то упрямство вроде как грызло, покусывало внутренности, подталкивало. Забастовка? Но против кого и во имя чего? Гордо выпяченная грудь… грозный кулак взлетает до небес … пролетарии всех ст…. Заткнись, разум, молчи! Не мешай человеку работать.

Прикатил свой смрадный багаж к мусорному контейнеру и потянулся за пультом. Черт! Как я сразу не подумал. Электричества нет, энергии тоже. Если только немного осталось в моих мышцах, да и той – надолго ли. Принес лопату и попытался ею открыть зев вместилища, но, нет. Контейнер не желал поддаваться и был непреклонен, как строптивый ребенок-гигант перед ложкой рыбьего жира.

Открыл загрузочную дверь. В глаза ударил яркий дневной свет. Щурясь, я по одному перетащил на эстакаду тяжелые чемоданы. Их было много. Словно бы кто-то готовился к путешествию вокруг земного шара. Вдруг сверху раздалось резкое карканье. Посмотрел. В ослепительном свете это далось с трудом. Какие-то тени. Двигаются быстро, возбуждены. Нервное карканье. А вот и они. Вначале одна. Огромный желтый клюв, серые растопыренные крылья, светлый глаз, смотрящий свысока и бесстрашно. Карр! За первой вторая, третья… Спустя мгновение на каждом чемодане сидело по птице. Одни следили за мной, другие колдовали над замками. Карр! Карр! Пригляделся к их клювам. Будто из железа. Во всяком случае, достаточно сильные для того, чтобы испытать разрекламированную прочность чемоданов Samsonite.