Александра Ковалевская - Война Моря и Суши (litres)

Нет, что-то главное ускользало от Валевского. И с этим предстояло разобраться обязательно.

Он давно был убеждён в том, что война между Морем и Сушей спровоцирована. Но какой стороной? Всё указывает на то, что развязали её Подводные Колонии. Мысль крамольная. Если тайные пружины, запустившие этот маховик, не будут обнаружены, Подводным Колониям грозит опасность повторить все ошибки Суши и пойти по пути саморазрушения, как и случилось с Надмирьем, прошедшим через три мировые войны и сейчас ввергнутым в четвёртую.

Море развязало войну… Невероятно. Идёт вразрез всем принципам Подводных Колоний. Это общество создавалось интеллектуальным моделированием, и милитаристские планы не могли и не были заложены в программу, это аналитик Главного Управления знал совершенно точно. Ему предстояло расти по службе, прежде чем откроется доступ к информации класса ХХ, на что уйдёт десятилетие или чуть больше, и тогда его влияния будет достаточно, чтобы решать вопросы войны и мира. Но остановить войну нужно немедленно. Гибнут люди, тают ресурсы обеих цивилизаций, и конца этому не видно.

Он вернулся к тяжёлому разговору с сестрой, после которого не проходило чувство незавершённости и собственной вины.

Всплыли подробности их совместного прошлого, тогда они прошли мимо подростка. Заплаканная Лена с припухшими глазами (в бездну всех этих психологов – сестра с ума сходит от горя!) сообщила, что использовала дозволенный визит к Оракулу сразу после смерти родителей. Арт с горечью узнал, что сестра переживала этот удар судьбы ещё болезненнее, чем он, тогда двенадцатилетний пацан. В то время у неё был разрыв в отношениях с отцом Ясеня, и вот: предательство любимого, смерть родителей, свалившаяся на неё необходимость заботиться о младшем братишке, впавшем в нешуточную депрессию, в придачу выпускной курс в университете, – все передряги чуть не сломили сестру. Лена обратилась к Оракулу, что разрешается каждому подводнику лишь один раз в жизни.

«Ни Ясень, ни Серый тогда ещё не родились, не могла же я спросить об их судьбе?! – горевала Лена. – Знаю, знаю, вы, мужчины, не верите, но мне точно известно: Оракул видит будущее, важно только правильно задать вопрос. Но что теперь говорить, я использовала свой шанс и не узнаю, что случилось с моим мальчиком!» – закончила она. И всхлипывала по ту сторону экрана.

Валевский понял намёк.

Мрачный от тяжёлых мыслей, взглянул на часы и с досадой заметил, что безнадёжно опаздывает на тренировку.

Подумал: «О, кальмары мне братья, надо бы взять пару выходных и отдохнуть как следует!»

Он направился домой.

Пожелтевшие листья опадали с лиан и ложились под ноги. Чей-то малыш сорвал с гибкой плети алые ягоды и, наигравшись, бросил. Теперь они, раздавленные, живописным пятном краснели на кремовой полоске тротуара.

Из ближайшей двери, прихрамывая, вышел немолодой мужчина. Разложил на плитках крупные плоские штуковины в форме перевёрнутых блюдец. Артемий узнал устаревшие «Умки» – старые верные мойщики тротуаров по-прежнему исполняли свою работу. Пощёлкав пультом, хозяин блюдец отправил роботов наводить порядок: собирать листву и протирать дорожку.

Одно блюдце обиженно пискнуло, не трогаясь с места, оно хотело отвертеться от работы. Значит, «Умке» меняли микросхемы. Программисты рифов развлекались, награждая бытовых роботов индивидуальным характером. В рифах на пике популярности было мнение, что любые отношения, даже между человеком и техникой, должны быть сотрудничеством, а не электронным диктатом.

Старик, кряхтя, наклонился к строптивому блюдцу, погладил его по выпуклому верху. «Умка» радостно подпрыгнул и бросился догонять свою команду.

Человек переглянулся с Валевским, тот кивнул понимающе. Человек пожал плечами, развёл руками: «Что ж!» – и, подволакивая ногу, скрылся в здании.

На экране уличного о-кубо супружеская пара с пылесосом на коленях рекламировала маленького друга и помощника, их пылесос вполне натурально и к месту издавал вздохи удовольствия. Такие сюжеты стали привычными. Пресса сообщала о случаях отказа такси везти пассажиров, не расположенных рассказать машине хоть немного о том, как прошли выходные.

«Надеюсь, не дойдёт до того, что начнут капризничать омега-тэ, размечтавшиеся порезвиться в компании кашалотов?» – подумал Валевский.

Ему не хватало компании инсуба, но Полосат Счастливый снова был на попечении Валевского, и, значит, в ближайшие сутки ждать друга не приходилось.

Из головы не шли пропавший племянник, заплаканная сестра, война на поверхности…

Не в силах оставаться в четырёх стенах, аналитик решительно подхватил беспечного Полосата, помешав вдохновенно вылизывать розовым языком растопыренные когтистые лапы. Затолкал в корзинку, туда же положил запас корма для кити и, выбирая между гостиницей для животных и соседями, шагнул на порог соседней квартиры с просьбой позаботиться о маленьком толстяке до его возвращения.

Сеанс у Оракула может длиться от одного часа и до бесконечности. В рифах много шутят на эту тему.

Посетившие Оракула верят в особую силу его предсказаний, и эта вера – одна из немногих, владеющих умами подводников. Отдельные люди утверждают, что помнят все слова Оракула. Но большинство не помнит и малой части: срабатывает эффект сновидения, когда с пробуждением всё пригрезившееся забывается. Несмотря на такие смутные вводные, все возвращаются с уверенностью, что Оракул повлиял на их жизнь, а откровения Оракула просветили и направили на путь истинный.

Странно, как мало нужно людям для веры: всего-то электронная база данных за двести лет существования Колоний, умеющая слушать словесные излияния взъерошенного клиента. И отвечать, причём весьма туманно, – уж в этой части слухи не врут.

Главное правило, которое передаётся из уст в уста: самый важный вопрос задавать сразу. Тогда есть шанс запомнить ответ или даже напутствие Оракула. Все следующие вопросы человек задаёт уже в полусонном состоянии, а инструкция на входе в «Жемчужину мира» ни к чему не готовит. Считается, ответы остаются в подсознании, подспудно влияя на решения человека. Невозможно ни проверить, ни опровергнуть это – налицо новая религия, придуманная для своих нужд самым интеллектуальным обществом, когда-либо населявшим планету.

Валевский, поминая всех кальмаров и недовольный собой, шёл через совершенно тёмный зал, подсвеченный лишь бегущими по твёрдому гладкому полу цветными сполохами – указателями пути для искателя истины.

«Небось хвалёный Дом Оракула занимает всего-навсего один из внешних тоннелей в оболочке рифа, – думал он. – Таких тоннелей – сотни километров, самое дешёвое и невостребованное пространство, потому как внешнее и годно разве что для баз утилизации…»