Рэй Брэдбери - Высоко в небеса: 100 рассказов

Идя по жизни бок о бок, они навсегда остались в детском саду — ну, самое большее, в четвертом классе.

Этому способствовали бесконечные ланчи с шампанским и ночные фокстроты-вальсы, когда партнер начинай покусывать за ушко, а потом уводил поваляться на травке.

Никто из присутствующих никогда не состоял в браке; ни у кого не было детей — даже в мыслях; никто не оброс родней, если не считать родней тех, кто находился сейчас в гостиной; на самом деле, они не стали родными, а лишь продлили друг другу детство и застряли в отрочестве. Они подчинялись только веселым или безумным ветрам, гулявшим в голове, да своему природному нраву.

— Сейчас, сейчас, мои хорошие, — прошептал Альберт Бим.

С какой-то истовой теплотой они вглядывались в окружающие лица-маски. Потому что их вдруг осенило: пусть они всю жизнь думали только об удовольствиях, зато никому не причинили зла!

Каким-то чудом — такое возникло ощущение — они за всю жизнь не нанесли друг другу ни одной обиды, а мелкие царапины давно зажили, и теперь, сорок лет спустя, их дружбу скрепляли три любовных истории.

— Друзья, — подумал вслух Альберт Бим. — Именно так. Мы настоящие друзья!

И верно: много лет назад, когда он полюбовно расставался с одной из этих красавиц, ей на смену приходила другая, еще милее. Он умел так безошибочно выбирать для них время на часах жизни, что каждая ощущала свое женское превосходство, а поэтому не мучилась ни страхом, ни ревностью.

На их лицах расцвели улыбки.

Какой он все-таки славный, как щедр на выдумку: пока не состарился, успел подарить каждой из них неизмеримую, безграничную радость.

— Альберт, голубчик, не тяни, — сказала Кора.

— Зрители в сборе, — сказала Эмили.

— Где же Гамлет?

— Готовы? — спросил Альберт Бим. — Можно начинать?

Он помедлил, ведь ему предстояло в последний раз себя показать или проявить — это уж как получится, — прежде чем исчезнуть в коридорах истории.

Дрожащие пальцы, которые с трудом вспоминали разницу между молнией и пуговицами, взялись за фалды халата, как за полотнища театрального занавеса.

А из-за сомкнутых губ грянули бравурные аккорды.

Дамы встрепенулись и подались вперед, вытаращив глаза.

Потому что наступил тот желанный миг, когда логотип «Уорнер Бразерс» сменяется титрами под искрометные фейерверки духовых и струнных Стайнера, [20] Стайнер , Макс (Максимилиан Рауль Вальтер Штайнер, 1888–1971) — американский композитор австрийского происхождения, ученик Брамса и Малера; с 1929 г. написал музыку более чем к 250 кинофильмам. или Корнгольда. [21] Корнгольд , Эрих Вольфганг (1897–1957) — американский композитор чешско-австрийского происхождения; известен как музыкой для кино (преимущественно приключенческого), так и камерной, симфонической и др.

Что же это было — симфонический вал из «Мрачной победы» [22] «Мрачная победа» (1939) — драма Эдмунда Гулдинга с Бетт Дэвис, Джорджем Брентом и Хамфри Богартом в главных ролях; в роли второго плана снялся Рональд Рейган, музыка Макса Стайнера. или «Приключений Робина Гуда»? [23] «Приключения Робина Гуда» (1938) — классический фильм Майкла Кертица и Уильяма Кейли с Эрролом Флинном, Оливией де Хэвиленд и Бэзилом Рэтбоуном в главных ролях; за музыку к этому фильму Э. В. Корнгольд получил «Оскар».

Партитура из «Елизаветы и Эссекса», [24] «Елизавета и Эссекс» (1939) — историческая драма Майкла Кертица с Бетт Дэвис, Эрролом Флинном, Оливией де Хэвиленд и Винсентом Прайсом в главных ролях; музыка Э. В. Корнгольда. «Вперед же, странница», [25] «Вперед же, странница» (1942) — психологическая драма Ирвинга Рэппера с Бетт Дэвис в главной роли; за музыку к этому фильму Макс Стайнер получил «Оскар». или «Окаменевшего леса»? [26] «Окаменевший лес» (1936) — криминальная драма Арчи Майо с Лесли Говардом, Бетт Дэвис и Хамфри Богартом в главных ролях; музыка Бернхарда Кауна.

Окаменевший лес! Губы Альберта Бима изогнулись в ухмылке от этого каламбура. Прямо о Младшеньком, не в бровь, а в глаз!

Музыка все нарастала, достигла кульминации и наконец-то слетела с его уст.

— Та-рам! — пропел Альберт Бим.

И раскрыл занавес.

Дамы закричали в притворном ужасе.

Потому что перед ними предстал исполнитель главной роли в спектакле «Откровение» — Альберт Бим II.

Он же — по праву гордый собою — Младшенький.

Не выходивший на люди много лет, он цвел, как фруктовый сад, как райские кущи.

Сам себе и Змей, и Яблоко?

Именно так!

Через сахарные головы женщин пронеслись сцены из «Кракатау, извержение, которое потрясло мир». Из старинных стишков выпрыгивали строчки наподобие «Деревья создает лишь Бог». [27] «Деревья создает лишь Бог» — заключительная строчка стихотворения «Деревья» (1917) американского поэта Джойса Килмера (1886–1918). Кора, судя по всему, припомнила партитуру «Последних дней Помпеи», Элизабет — музыку из «Подъема и разрушения Римской империи». [28] «Подъем и разрушение Римской империи» — см. «Упадок и разрушение Римской империи» (3 тт., 1776–1781) английского историка Эдварда Гиббона (1737–1794). Эмили, которая от неожиданности перенеслась в 1927 год, бубнила дурацкие слова «Счастливчик Линди… «Дух Сент-Луиса», плыви в вышине… крепись, мы с тобой». [29] …«Счастливчик Линди… «Дух Сент-Луиса», плыви в вышине… крепись, мы с тобой». — Из песни Вольфа Гильберта и Абеля Баэра «Счастливчик Линди», посвященной полету Чарльза Линдберга на самолете «Дух Сент-Луиса» — первому в истории трансатлантическому перелету (1927).

Потом трио затихло, чтобы не спугнуть священный утренний час, время восхищения и любования. Подруги застыли, словно идолопоклонницы перед Источником, перед Святыней, наблюдая дивное сияние и беззвучно молясь, чтобы этот миг продлился.

И он продлился.

Альберт Бим на пару с Младшеньким стояли перед залом по стойке «смирно»; ветеран ухмылялся в открытую, а юниор — исподтишка.

На женские лица легла тень прошлого.

Каждой вспомнился Монте-Карло, Рим или Париж, где они как-то ночью, сто лет назад, танцевали в фонтане отеля «Плаза» вместе со Скоттом и Зелдой. Перед ними проплывали многие солнца и луны; если что-то и застило им глаза, то не ревность, а только прошлые жизни, которые вернулись и соединились в круг.

— Ну, — выдохнули наконец все вместе.

Каждая из подруг сделала шаг вперед, чтобы легонько поцеловать в щеку Альберта Бима и наградить улыбкой сначала его, а потом Инфанта, Дражайшего Члена Семьи, который заслуживал ласки, но пока оставался неприкосновенным.

Греческие музы, отставные фурии, античные весталки отступили для обряда прощания.

И тут хлынули слезы.

Сначала у Эмили, потом у Коры, потом у Элизабет — каждая припомнила себя глупой девчонкой, которая попала в ночную аварию, но вышла из нее без увечий.