Евгений Бенилов - Человек, который хотел понять всё

– Значит, боли вы не боитесь, – констатировала Женщина. – Почему?

– Я много тренировался, – усмехнулся Франц. – На Втором Ярусе вообще и с вами в частности, – он заставил себя посмотреть ей в глаза. – И еще: боль приближает меня к смерти, а смерть – даст свободу.

– Вы ошибаетесь: боль и смерть связаны не однозначно, – возразила Женщина. – Устав разрешает держать подследственного в живых сколь угодно долго, не налагая никаких ограничений на глубину страдания. И поверьте, мой помощник Виктор отлично знает свое дело, – глаза Женщины снова подернулись поволокой, – то, что мы сделали с вами сегодня, лишь самое начало…

Что же именно в ее голосе наводило на Франца такой ужас?

– Что вам от меня надо? – хрипло спросил он. – Ведь не заведомо же ложное признание в убийстве двадцати шести человек?

– Как это не признания? – удивилась Женщина. – Именно признание от вас и требуется. Только правдивое, конечно, – спохватилась она, – следствию ложное признание ни к чему…

– Я спрашиваю не о следствии, – Франц чуть изменил позу и, непроизвольно искривив от боли лицо, продолжил. – Лично вы ведь тоже от меня чего-то хотите? Я это чувствую…

Некоторое время Женщина колебалась – видимо, между формальным и неформальным ответами.

– Я хочу, чтобы вы мне… доверились, – на «доверились» она споткнулась, будто заменив им какое-то другое слово. – Чтобы рассказали мне правду… но не только правду, необходимую следствию, а больше: то, что вы чувствовали во время тех событий… то, о чем думали и что ощущали… Вы должны открыть мне свое подсознание – не только потому, что я ваш Следователь, а потому… потому что…

– Жемщина беспомощно замолчала.

Ее лицо опять раскраснелось; пальцы, перебиравшие бумаги на столе, дрожали. Казалось, она вот-вот скажет что-то важное – Франц изобразил на своем лице внимательное ожидание.

– Я хочу, чтобы ты мне… – снова начала она, страдальчески сморщившись от бессилия слов, – отдался… Не физически, а духовно… – она попыталась поймать его взгляд, – своими чувствами и мыслями… Так, чтобы, касаясь рукой твоего тела, я чувствовала бы, что чувствуешь ты. И если ты ощущаешь боль, я хочу ощущать ее с тобой… Нет, не саму боль, а твое ощущение… боль, преломленную твоим мужским "я"… Поверь, ты тоже найдешь в этом удовлетворение!… – она говорила бессвязно, с придыханием, заискивающе заглядывая в глаза. – Боль перестанет казаться тебе проклятием, она станет средством соединения… Наши души и тела будут ощущать и дополнять друг друга – такого никогда не достигнешь при обычном любовном акте. И когда мы достигнем вершины, полного слияния – лишь тогда я смогу отдать тебя смерти… и это станет моей величайшей жертвой!… А ты уйдешь из жизни не запуганным, ничтожным насекомым и не дерзким бунтарем, а спокойным сверхсуществом, достигшим истинного величия духа!

Голос Женщины дрожал; руки, как у слепой, блуждали по столу. Франц с усилием разлепил спекшиеся губы:

– Скажите, у вас во время допросов действительно до оргазма доходит?

Женщина резко выпрямилась, по лицу ее пробежала судорога боли. Несколько долгих секунд она не могла выговорить ни слова.

– Зачем вы так? – спросила она еле слышно. Румянец на ее щеках выступил пятнами, как от пощечин.

– Вы просто не в свом уме, – угрюмо ответил Франц… он уже жалел, что спровоцировал ее на этот разговор. – Если говорить простыми словами: я не мазохист. У вас ничего не получится.

– Не будьте так уверены в себе, – глаза Женщины сузились. – Я знаю, что ваше сознание отталкивает меня, но подсознание – помогает мне…

– Чушь! – презрительно сказал Франц. – Сознание, подсознание…

Рассчитано на подростка.

На мгновение они застыли, глядя друг другу в глаза.

– Вам дается еще один шанс, – сказала Женщина. – Ровно один.

– Он мне не нужен.

– Не торопитесь с ответом, – в ее голосе прозвучала вкрадчивая угроза. – Подождите, пока вернется Виктор.

И тут же в замке залязгал ключ, дверь отворилась. «А ну, заходи», – раздался гнусавый голос Гориллы.

Волоча ноги, в комнату вошла Таня.

Четыре месяца, прошедшие со дня их с Францем расставания, оставили на ней свой отпечаток: щеки ввалились, зеленые глаза, казалось, занимали половину лица, невесомое тело утопало в мешковатом комбинезоне. Длинные волосы были коротко острижены; серьги, кольца, бусы (она раньше носила много украшений) – все это исчезло.

Увидев ее, Франц попытался встать, но лямки пыточного кресла отбросили его назад.

– Пройдите сюда, заключенная, – Женщина указала рукой на кресло, где сидел Франц. – Виктор, освободи подследственного и усади на табуретку.

Заключенную пристегни вместо него.

Горилла подошел, отстегнул лямки и рывком вздернул Франца на ноги; «Слышал, что тебе сказали?» – прогнусавил он. С трудом переставляя ноги, Франц отошел в сторону и сел на табурет. «Сюда», – без выражения приказал охранник Тане.

Не сводя отчаянного взгляда с лица Франца, та опустилась в кресло.

Горилла пристегнул ее и встал у стены.

Женщина прошлась взад-вперед по комнате, остановилась рядом с Францем и мягко положила руку ему на плечо. Тишину нарушал лишь мерный звук капель, падавших из плохо закрученного крана.

– Я организовала эту встречу для того, – сказала Женщина, обращаясь к Тане, – чтобы вы помогли следствию повлиять на вашего бывшего возлюбленного… поверьте мне, в его же собственных интересах. Если вы убедите его рассказать правду, то спасете от тяжких физических страданий, – она вздохнула. – Нам больше ничего и не надо, только правдивый рассказ о том, что произошло.

Выдержав паузу, Женщина сняла тяжелую, как камень, ладонь с плеча Франца и села за стол. Таня проводила ее непроницаемыми рысьими глазами.

– Давайте, я расскажу вам обстоятельства дела, – Женщина откинулась на спинку стула. – Полтора месяца назад в 21-ом Потоке мужской половины Яруса произошло ужасное преступление: Наставник, два охранника и двадцать три заключенных были зверски убиты. В живых остался один человек – ваш бывший возлюбленный Франц Шредер. Согласно его показаниям, один из заключенных совершил все эти убийства в припадке умопомешательства, а потом был убит сам – вашим возлюбленным, который якобы защищал свою жизнь. История эта, полная противоречий и натяжек, показалась нам маловероятной с самого начала – а в свете собранных нами вещественных доказательств стала выглядеть попросту невозможной. Не полагаясь, однако, на субъективные суждения, мы подвергли имеющиеся данные компьютерному анализу – который показал, что показания подследственного правдивы с вероятностью 0.47%, а потому, согласно Уставу, считаются неистинными… – Женщина говорила без выражения, будто читая напечатанный текст.