Нил Шустерман - Непереплетённые

Ардженту Скиннеру не удалось вернуть себе правую половину собственного лица.

Как же отчаянно ему этого хотелось! Он наблюдал через оконце ИКАР (Интель-Капсулы Автоматического Расплетения) за разделкой Нельсона. Вопли несчастного не трогали Арджента — в его душе не было ни капли сочувствия к этому человеку. Наверно, я плохой, думал Арджент. Ну и пусть. Он, во всяком случае, спас Коннора Ласситера. Того уже сплели обратно, и теперь он задаёт жару в Вашингтоне. Значит, Арджент герой, даже если этого никто никогда не узнает. А героям позволительно хоть разок насладиться местью.

Когда ИКАР закончила с Нельсоном, самолёт уже снова был в воздухе, и только тогда Арджент осознал, что стоит перед дилеммой. Если он сейчас отнесёт биостатический контейнер со своей половиной лица Дювану, тот поймёт, чт о сделал его слуга. Дюван Умаров, король западного чёрного рынка органов, считал Арджента почти дебилом, неспособным даже помыслить о столь дерзком поступке. Мнение хозяина играло Ардженту на руку, позволяя без всяких последствий проворачивать довольно рискованные трюки. Такие, например, как смена наклеек на контейнерах с частями тела Коннора.

Дюван ни сном ни духом не ведал, что органы, за которые его покупатели отвалили миллионы, принадлежали вовсе не Коннору Ласситеру, а безвестному расплёту, — Арджент не помнил его имени.

Стоит только Дювану догадаться, что учинил его слуга, как тот мгновенно станет в его глазах неизвестной величиной. В этом-то и заключалась проблема. Дюван делил людей на союзников и врагов; судьба тех, кто по той или иной причине не попадал ни в одну из этих групп, была плачевна. С того дня, когда Риса сбежала с большинством его расплётов, Дюван отдавал приказ убивать всякого, кто вызывал у него хотя бы намёк на подозрение.

Вот почему Арджент не позволил себе праздновать окончательную победу, сидел тихо и не высовывался, пока тело Джаспера Т. Нельсона распродавалось ненасытным покупателям кусок за куском. Дюван так никогда и не узнал, что лот № 4833 не входил в число его расплётов.

Всё это случилось несколько месяцев назад. Сейчас Арджент прилежно служит хозяину, терпеливо ожидая, когда тот сдержит обещание и наделит своего верного слугу новым лицом. Целым лицом, которое заменило бы и изуродованную шрамами левую половину его физиономии, и биопластиковую маску, прикрывающую правую. Арджент даже не сомневается, что так и будет. Дюван Умаров может быть кем угодно, иногда настоящим чудовищем, но одно несомненно: он человек слова.

Бизнес идёт просто превосходно. Поскольку правительство Соединённых Штатов пошло на поводу у общества, страдающего от угрызений совести, и объявило мораторий на расплетение, спрос на органы во всех частях света вырос. Цены утроились. Дюван даже опасается, что не угонится за спросом. Если запрет на расплетение станет постоянным и распространится и на другие государства, то Дюван и бирманская Да-Зей будут единственными источниками качественных органов. Но Да-Зей не торгует мозговой тканью, а значит, Дюван получит существенное преимущество.

Да-Зей это знает и стремится выбить его из игры ещё настойчивее, чем раньше.

Поэтому Дюван вычистил из своих рядов всех, кому хотя бы чуть-чуть не доверял. Приходится поддерживать свою паранойю на должном уровне — принимая во внимание сложившуюся ситуацию, она может спасти ему жизнь.

Сегодня Дюван без конца прокручивает новостной видеосюжет, сидя в салоне «Леди Лукреции», самого большого в мире самолёта модели Антонов-225. Все удобства настоящего дома на высоте одиннадцать тысяч метров.

В салон входит его камердинер с кофейником.

— Скиннер, — обращается к нему Дюван, указывая на телевизор, — ты это видел?

На экране разворачивается эпизод из ток-шоу. Гости — не кто иные как «Коннор Ласситер» и Риса Уорд. Дюван замечает, что руки у Скиннера дрожат. Чашка на подносе выстукивает дробь, словно зубы морозной ночью. Причина ясна: Скиннер знает, что малейшее упоминание о Беглеце из Акрона и Рисе Уорд вызывает у хозяина приступ дикой ярости. Наверное, поэтому слуга и трясётся, ожидая громов и молний на свою голову. Но сегодня у Дювана нет причин впадать в бешенство.

— Это передавали сегодня утром, — объясняет он. — Смотри дальше!

Едва ведущий приступает к интервью, как гремят выстрелы. Грудь ведущего буквально взрывается; картинка бешено скачет. Опять выстрелы. Под вопли перепуганной публики охранники торопливо уводят гостей за кулисы.

Скиннер роняет кофейник. Бормоча бесконечные извинения, он тут же ныряет вниз — прибраться. Дюван не обращает внимания на беспорядок — Скиннер всё почистит и принесёт ещё кофе. Несмотря на неуклюжесть, слуга он всё-таки отменный.

— Похоже, Риса и этот самозванец остались невредимы, — произносит Дюван. — Но сомневаюсь, что они ещё когда-нибудь согласятся на интервью.

— А в-вы… — заикается Скиннер, — вы как-то к этому причастны?

При этом предположении Дювана разбирает смех:

— Ну разумеется нет! Я не держу на Рису зла только за то, что она от меня сбежала. А что до самозванца, он не стоит того, чтобы тратить на него время. К тому же своими действиями он способствовал моему бизнесу.

— Да, сэр, конечно, сэр.

Когда «Коннор Ласситер» некоторое время назад снова оказался в центре внимания публики, для Дювана было очевидно, что это самозванец. Он ведь лично проследил за его расплетением, так что там проколов быть не могло. Части тела Ласситера были проданы и разосланы покупателям. Правда, швейцарский банкир, купивший лицо, стал вдруг жаловаться, что его обжулили и всучили не ту физиономию, но Дюван-то знает, в чём дело. Швейцарец наверняка перепродал её американскому Движению Против Расплетения, которое приобрело вдобавок и голосовые связки Коннора. А после этого они запросто «сплели» своего самозванца с лицом и голосом Беглеца из Акрона. Татуировка акулы? Её подделать проще простого. Публику обмануть легко, но с Дюваном Умаровым этот номер не пройдёт.

В следующий раз «Леди Лукреция» приземляется в Канаде. Уединённый аэродром заливает потоками дождя. Сегодня к Дювану заявляются гости — из тех, которых делец вовсе не желает видеть в своей летающей крепости. Раз в год он встречается с сестрой, чтобы обсудить семейные дела. Сестра ноет и убеждает Дювана урезать затраты и увеличить выход товара. Он отказывается, ссылаясь на то, что высокое качество — это его фирменный знак. Сестра уезжает в раздражении, Дюван улетает в раздражении. И так каждый год. Ну что ж, обычное явление в семейном бизнесе.

— Вы будете выказывать ей такое же уважение, как мне, — наставляет Дюван свой персонал. — Неважно, заслуживает она его или нет.