Павел Корнев - Сиятельный. Прелюдия

– Уже ознакомился с материалами дела? – указал он на папку.

– Ознакомился, – подтвердил я, – и не понимаю, почему расследование поручили именно нам.

– А кому ещё? – фыркнул инспектор. – Местное отделение – три констебля и сержант, а дело чрезвычайное!

С этим было не поспорить. Бесследная пропажа трёх работников обогатительной фабрики и жестокое убийство охранника могли вызвать немалый резонанс даже в столице, что уж говорить о небольшом провинциальном посёлке!

И что раздражало больше всего – столь прискорбного развития событий помогла бы избежать элементарная проверка самого первого исчезновения. Но нет же! Пропажу землекопа списали на банальный несчастный случай, вроде падения в дробилку или емкость со щёлочью. Более того – обращения в полицию не последовало, даже когда несколько дней спустя во время ночной смены невесть куда запропастились сразу два кочегара. А отправка охранников на обход территории фабрики в тёмное время суток и вовсе закончилась тем, что утром не досчитались одного из них.

Полиция была поставлена в известность лишь после случайного обнаружения в соседней речушке тела пропавшего караульного, с пугающей методичностью изрезанного с ног до головы. Тогда делом и заинтересовался Ньютон-Маркт.

Перспектива розысков безумного мясника меня нисколько не радовала, а вот инспектор был грядущим расследованием изрядно воодушевлён. Он чиркнул спичкой о боковину столика, дождался, пока яркий и дымный фосфорный огонёк сменится ровным горением дерева и принялся раскуривать трубку.

– Лео, тебе не стать хорошим полицейским, пока не научишься доверять чутью и видеть возможности там, где остальные видят одну только обузу.

Я не удержался от скептической улыбки, тогда Роберт Уайт удручённо покачал головой, пыхнул трубкой и спросил:

– Скажи, куда мы едем?

– На обогатительную фабрику Мильнека.

– И ты не потрудился узнать, что там добывают?

– Не золото ведь, правильно?

– Золото? – хмыкнул инспектор. – Нет, не золото. Алюминий. Скажи, Лео, что делают из алюминия?

Тут уж я ответил без малейшей заминки:

– Корпуса дирижаблей.

– Точно! – подтвердил Уайт. – Это стратегический металл!

Я кивнул, признавая собственный просчёт. Именно армейские дирижабли позволяли войскам объединённых колоний Нового Света сдерживать натиск ацтеков, и только лишь наше превосходство в воздухе удерживало Великий Египет, Персию и Поднебесную от нападения из-за многочисленных территориальных претензий. К тому же алюминий наряду с титаном научились получать в чистом виде относительно недавно, поэтому малефики и потусторонние создания просто не умели противодействовать изделиям из них с помощью чар.

– Подозреваете диверсию? – задумался я. – Сбой поставок алюминия будет на руку египтянам, вот только шпионажем и вредительством занимаемся не мы, а Третий департамент.

Но Роберт Уайт отнёсся к моему предположению с нескрываемым скептицизмом.

– Этот прискорбный инцидент не способен сказаться на работе фабрики, а ненависть идейных луддитов направлена на механизмы, а не людей, – покачал он головой, выбил погасшую трубку в пепельницу и после этого задумчиво продолжил. – Если только пропавшие не увидели то, чего видеть были не должны…

Что такого мог увидеть простой охранник, раз его освежевали заживо?

Вспомнились кадры с места преступления; я решительно тряхнул головой, прогоняя прочь неприятные воспоминания, и спросил:

– С чего начнём?

– Главный инспектор приказал успокоить рабочих. В первую очередь организуем нормальное ночное патрулирование. Я встречусь с управляющим, на тебе осмотр места преступления…

Какое-то время мы обсуждали грядущее расследование, а потом инспектор вновь закурил и небрежно спросил:

– Как тебе зимний бал, Лео?

Внутри у меня всё дрогнуло, но виду я не подал и спокойно ответил:

– До сих пор под впечатлением.

– Это что! – рассмеялся инспектор. – Видел бы ты, какой салют устроили два года назад на пятидесятилетие Ночи титановых ножей! Падшим в аду тошно было!

Роберт Уайт пустился в воспоминания, а я кивал и поддакивал в нужных местах. За окном понемногу светлело, потом раздался длинный гудок, и поезд начал замедлять свой бег.

– Наша станция! – объявил инспектор. – Скажи остальным!

Я вернул очки на нос и поспешил в свой вагон.

На улице оказалось холодно и ветрено. Выпавший за ночь снег и не думал таять, на тротуаре посверкивали тронутые ледком лужи.

– Теперь ещё до фабрики ехать, – с тоской огляделся по сторонам Джимми, – задницу морозить…

Билли закинул в рот табачную жвачку и сплюнул под ноги жёлтую слюну.

– Смотри, ничего другого не отморозь. Будешь ходить – позвякивать! – усмехнулся констебль, но видно было, что уныние напарника передалось и ему.

Как, впрочем, разделяли его и мы с Рамоном. В Новом Вавилоне снег был явлением нечастым. На климате сказывалась близость побережья Атлантического океана, мокрые белые хлопья обычно таяли, едва касаясь земли.

Дьявол! От Атлантиды до Португалии рукой подать и Африка не так далеко, а в горах холод будто в Сибири!

– Позвякивать? – фыркнул Джимми. – Уж лучше пусть звякают, чем фабричный мясник их под корень отчекрыжит!

– Не беда, в Персию поедешь евнухом работать! – легко нашёлся с ответом Билли.

– Завязывайте, – попросил я шутников, выведенный из себя упоминанием прозвища, прилипшего к убийце с лёгкой руки газетчиков. – Без вас тошно…

В этот момент поезд покинул инспектор Уайт в сером плаще и котелке расцветкой ему под стать. В одной руке он нёс трость, в другой потёртый кожаный саквояж. Вслед за ним вышагивал нагруженный багажом носильщик.

– За мной! – отсалютовал нам тростью начальник и зашагал в обход здания железнодорожной станции.

Там у ограды нас поджидал полицейский броневик. И пусть железная коробка на четырёх мощных колёсах и с пулемётной башенкой на крыше особым комфортом не отличалась, мы поспешили забраться в него, укрываясь от студёного ветра.

Я с констеблями устроился на лавках в кузове; Роберт Уайт со всем удобством расположился рядом с водителем.

Пороховой движок хлопнул раз-другой, потом размеренно затрещал, и неповоротливая на вид махина резво выкатила на дорогу. Джимми и Билли очень быстро задремали, Рамон Миро принялся возиться со служебным фонарём, а я отвернулся к боковому окошку.

В глаза бросился тёмный снег, он был словно присыпан угольной пылью. Но долго ломать голову над этой загадкой не пришлось: вскоре дорога повернула и стали видны расползавшиеся на полнеба клубы чёрного дыма.

Сейчас ветер относил их от посёлка, хотя, судя по закопчённым с грязными потёками сажи стенам домов, так происходило далеко не всегда. Да и росшие на склонах деревья отличались жёлтой листвой, вялой и чахлой. Местами и вовсе чернели прорехи мёртвых кустов и маячили мачты засохших сосен.