Наталья Баранова - Легенда об Иных Мирах

– Пусть. Каким перевалом пойдет караван? И стоит ли связываться?

– Что везем? Бархат везем, шелк везем, – затараторил старикашка, – меха кабрские, мед, вина. Золота нет. Но вот оборванец к каравану пристал. С ним краля. За эту много золота получить можно. Если распорядиться с умом.

– Что за краля? – усмехнулся незнакомец, – не уж королевская дочь?

Он рассмеялся, следом рассмеялся писец. Рука Лиит, подкравшейся незаметно легла на плечо, успокаивая вновь. И он понял, что нервная, сильная дрожь прошивает все тело, дрожь, рожденная невозможностью затолкать наглецу все слова назад. В глотку.

– Краля, – масляно усмехаясь, ответил писец вновь, – не знаю, чья дочь, но шах Арлараский за такую много денег даст. Хороша баба. Ак княгиня. А караван свернет на путь Нечаянных. Там, за перевалом и стоит их ждать. Дня через два. Апэйлан что-то чувствует, караван гонит. Так подутомятся. А мы их и встретим.

Элейдж недовольно свел брови. Была нечаянная мысль, дождаться, когда угомонятся стражи, взять Лиит и идти, идти одним, избегая людей, не рискуя. Теперь это становилось невозможным.

Нельзя бросить караван, не предупредив, нельзя. Мальчишке никто не поверит. Даже если тот и расскажет. И боязно идти одним. Там, где-то на тропе и их встречают. И их ждут.

Он, качнув головой, последовал за незнакомцем, глядя, как он удаляется в лес. Шел тихо, бесшумно. Незнакомец вывел его на поляну. Там, около поваленного ствола, стояли лошади. И еще один ухарь, ожидая, сидел в седле. Незнакомец взметнулся в седло, направил в темноте лошадь на одному ему ведомую тропу и исчез вместе со своим спутником, растаяв как призрак, как дым в темноте ночи.

Элейдж вернулся назад. На душе было тяжело и стыло. Глядя на то, как Лиит прячет косы под платок, прячет небесную свою красоту, поджал губы. Он молча поднял вязанку хвороста и зашагал за мальчишкой назад, к костру, туда, в лагерь, куда, чуть ранее утек старикашечка.

– О, явился! – услышал он сладенький голосок сразу, стоило лишь сбросить вязанку с плеч.

Рядом стоял писец, глубоко спрятанные глазки блестели масляно, как начищенные монеты.

– Явился, – ответил Алашавар хмуро. Посмотрел на старика и усмехнулся. Тот был согбен, бороденка жиденька, и самое приметное, что имелось в облике – длинный, крючком загнутый нос, словно надвое рассекавший худое, изможденное лицо. Такого можно было одним ударом перешибить. А вот, поди ж ты....

– Вот и славненько. – писец неожиданно сунул ему кружку с элем, терпким, пахнущим явственно и пряно. – Пей, голубчик. Господин Уйвисс угощает. За его милости здравие.

Алашавар, нахмурившись, посмотрел на подношение. Он не отказался б выпить за здоровье купца, исходи предложение от кого-нибудь иного. Из рук этого писаря он не принял бы и глотка воды, при нем набранной в ручье. Опасался.

– Нет, благодарю, – проговорил, стараясь не обидеть крепких детин, что сидели вокруг, понимая, что драться с ними ему не с руки. Да и не хотелось драться. Но они не оценили. Он отметил, что кто-то, особо безрассудный и драчливый уже поднялся с земли, а за ним следом, подымаются другие.

– Пей, – сладенько повторил писец, – не обижай народ, дорогуша. Ты, конечно, может, чужестранец. Но отказаться принять угощение у любого народа – грех. Грешно не поднять чарку во здравие.

Алашавар, глядя на кружок близко подошедших космачей, пить не стал, вылил вино в лицо старикашке, откинул его в сторону. Едва успевши обернуться, уклонился в сторону от первого из нападавших, сделал подсечку, уронив дюжего мужика наземь, как увесистое бревно, отскочил в сторону. Детинушки навалились скопом, дружно и слаженно, и кто-то опрокинул наземь его самого. Видно, подраться тут было первой забавой.

Тихий окрик и свист плети остудили пыл нападавших. Отступив к телегам, мужики ворчали, недовольно, роптали, но перечить не смели. Поднявшись, Алашавар вновь увидел купца, что подходил к нему у костра. Рядом с ним, молодой, безбородый, усатый как кот, стоял страж, поигрывая плетью. Сверкал глазами.

– Что это ты за мое здоровье выпить не хочешь? – смеясь, спросил купец. – Али эль не по вкусу. Так, Рита, – крикнул он бабенке, что всю дорогу ехала в обозе, – налей-ка чарку вина.

Элейдж молча взял кружку с вином из рук яркой, румяной, разбитной женщины, посмотрел на купца и выпил вино, осушив чарку до дна. Через несколько минут хмель ударил в голову, зашумело в ушах. Купец мотнул головой, смеясь, отошел в сторону вместе со стражем. Кто-то, подойдя, положил ему руку на плечо, отвел в сторону, туда, где на малом костерке тихо булькал котелок, распространяя изумительный аромат вареного мяса. Кто-то сунул ему в руки кусок хлеба, кус сыра. От былой недоброжелательности не осталось и следа. Только писец, сидя в стороне, смеялся как-то неискренне и, зябко потирая руки, смотрел на него как змея – немигающе и зло.

Лиит пришла к утру, словно вынырнув из ночного тумана. Он проснулся сразу же, как только почувствовал ее шаги. Посмотрел снизу вверх, сел, поежился в своей легкой одежонке, почувствовав, как холод пробирает до костей. С ней, рядом, шел вчерашний мальчишка, смотрел на нее как на святыню, глядел с удивлением, с неподдельным интересом и робостью.

– Возьмите меня с собой, – попросил он, глядя на Элейджа.

– Куда? – спросил тот.

– Вы в зачарованный град идете, – тихо и настойчиво повторил пацаненок, поежившись от налетевшего порыва ветра, что нес с собой сырую, туманную прохладу, – я слышал, что вчера господин Уйвисс говорил.

– Мало ли что? – протянул Алашавар.

Мальчишка тряхнул светлыми, коротко стрижеными лохмами, посмотрел умоляюще. Глаза у него были глубокими и чистыми. Просящими глазами.

– Я знаю, – прошептал он, – мне мать говорила, когда жива была, раз в сто лет князь с княгиней выходят из своего города, ходят среди людей, людскими тропами, смотрят как оно здесь. Помогают людям. Тем, кто достоин. Наказывают зло. Кого-то, лучших, зовут с собой. Я, наверно, не лучший. Но возьмите меня к себе. Мне тут, с тех пор как мать померла, житья нет. А вы, я же знаю, вы добрые.

Элейдж невесело улыбнулся, слегка виновато, посмотрел на Лиит. Она стояла и молчала, даже не улыбаясь. Синие глаза светились, и он понял – она не звала и не уговаривала, но отказать сейчас, не могла. Алашавар вновь посмотрел на мальчишку, окинул взглядом хрупкую фигурку, пожал плечами.

– Я же знаю, – упрямо прошептал тот, – вы не искатели, не паломники. Возьми меня с собой, князь. Я постараюсь быть лучше, таким, как вы.

А потом была узкая, сложная дорога, взгляд Уйвисса, взгляд стража, которые не сразу смогли поверить. Впрочем, стоило только без церемоний приволочь писца, пригрозить плетью, как тот признался сразу и во всем. Глядя на него Апэйлан, играя плетью, словно вдруг, что-то вспомнил. Сорвал фальшивую бороденку с лица, да так и охнул, произнеся одно только имя, помрачнел лицом, словно окаменев.