Наталья Баранова - Легенда об Иных Мирах

Алашавар посмотрел на мальчишку – подростка, что стоял, опираясь на телегу, и так же, как все, смотрел на проступавший, через кисею отлетавшего тумана город.

– Пойдешь? – спросила Лиит.

Мальчишка дернул кадыком и вдруг, отрицательно мотнул головой, словно испугавшись.

– А они? – спросил Алашавар, глядя на караван и караванщиков, понимая, что они не видят ничего, кроме сказочного града, зачаровавшего их. Ни его, ни Лиит, ничего кроме ярких, сверкающих и переливающихся башен.

Лиит покачала головой. Чисто отрицательно, так, что он понял, что остальным далее хода нет. И быть не может.

– А Тайтамир? – спросил он, почувствовав тревогу за караван, принявший их на несколько дней пути.

– Тайтамир, – прошептала Лиит тихо, – не дождался их Тайтамир. Устал ждать, ушел. Время неодинаково бежит в разных уголках Вселенной, Элейдж. Что здесь час – там столетие. Их дороги с Тайтамиром разошлись на десяток лет. Дорога к перевалу уже чиста.

– И пойдет бродить по миру легенда о затерявшемся во времени караване... – иронично заметил он

– Пусть, – улыбнулась она, – это лучше, чем позволить им сделать лишний шаг, что, может быть, отделяет их от смерти или безумия, пожелай они приблизиться к городу. Не многим дано ощутить, что кроется там, у тебя в душе, и не повстречаться с драконом. Это лучше, чем позволить им, просто идя по тропе, полечь под стрелами разбойников. Пусть по миру летит еще одна Легенда. Быть может, она приведет их потомков, когда-нибудь, к нам. Тот, кто способен мечтать, способен понять....

Сенатор слегка поежился от налетевшего порыва ветра. Так давно, так уже, затуманенное далью лет, нереально все было. И та встреча, и тот мир, и путь. Он не думал, что когда-нибудь доведется повторить то паломничество. Пусть в другом мире, но вот так же упрямо, карабкаясь к цели. Так же, только в этот раз нет Лиит, нет ее улыбки, нет света ее лица, чудесного, чуть неправильного. Нет проводника, который бы мог направить его в нужную сторону. Есть только чувство, что сродни стрелки компаса, могло подсказать, куда лежит его путь, и послушный ему, он шел. Шел, торопясь, буквально спиной ощущая, что расстояние между ним и преследователями сокращается с каждым шагом.

Он не мог понять сам, что, зачем, почему его погнало в горы. Просто пришло ощущение, которому он не смог не повиноваться. Как тихий голос, как тонкий зов, ответивший на его мольбу о жизни, на его просьбу. И чувствуя, что не может противиться этому тихому зову, не может забыть об этом, спонтанном, неожиданном желании, что заставляло гореть ладони и пятки, звало в путь, он пошел.

Поднимаясь по узкой, крутой тропе он слышал шум беснующегося где-то в глубине потока, шорох камней под своими ногами. Глядя на небо, на ажурный рисунок созвездий, понимал, что близится утро, и с каждым шагом все ближе и ближе рассвет. С каждым шагом, и с каждым вздохом. И не было отчаяния или желания сдаться.

Эта гонка на пределе сил, вызывала кураж, кружила голову упоением азарта. И мысли текли стократ быстрее, неслись как горный поток, который ничто не в силах остановить. И память приподнимала завесу времени, отдавая прошлое, каждый эпизод так ярко и отчетливо, словно все происходило только вчера. И тело пело, словно гонка только прибавила сил, заставив кровь быстрее нестись по венам, смыла разный ненужный хлам. Ушли и беспокойные мысли. Не было ощущения, что он мог не дойти. Он шел. И он обязан был успеть.

Тропа, заметная в хаосе лишь ему одному, привела его перед самым рассветом на небольшую площадку, нависшую над где-то глубоко беснующимся, рвущим скалы потоком. Дальше хода не было. Впереди отвесом вставала скала, гладкая как зеркало, вертикальная, и Алашавар понял, что ему на нее не взойти. И не было нужды. Скала кончалась пиком. И спуск был бы так же непрост, как подъем.

Он остановился, понимая, что больше некуда идти, что путь кончен, что где-то и в чем-то он непоправимо ошибся, и что эта ошибка фатальна. Мысль эта принесла легкий осадок горечи. Он, обернувшись, посмотрел назад, на путь пройденный ранее.

Совсем невдалеке он чувствовал преследователей. Им осталось пройти совсем немного, самую малость. Сенатор, подняв взгляд, посмотрел на небо, с которого кто-то словно стирал звезды. Оно светлело с поразительной быстротой, и легкие облака уже набрали в себя кармина солнечных лучей.

Прикрыв глаза, Алашавар застыл, пытаясь уловить тот голос, тот зов, что отчетливо мог различить ранее. Но голос молчал, словно был обманом. И приходило успокоение, легкая расслабленность и тепло, которых не должно было быть. Успокоение. «Вот и пришел к концу твой путь, – сказал сенатор себе, не пытаясь даже возмутиться, – все когда-нибудь кончается. Даже жизнь». Вспомнилось лицо Имрэна, его улыбка, открытая, лучезарная и в то же время, будто б таившая что-то за своей маской.

И вновь вспомнилась Лиит. Алашавар улыбнулся своим воспоминаниям, чувствуя, как свет и покой нисходят на душу. Успокаивающий покой, заставляющий смириться. Он вздрогнул.

Смирение – оно никогда не входило в список его достоинств. Он никогда не грешил смирением, оставляя этот удел слабым. Себя он не мог причислить к их лику. Не мог позволить себе признаться в том, что он слаб, что от его решений ничего не зависит. Не мог сказать себе, что он пешка и винтик.

Не мог. Зная, что эти слова – лукавство и обман. Как обманом является то, что от каждого отдельного человека ничего не зависит. Он знал эту уловку властителей, усвоив давно, что кроме вечного девиза: «разделяй и властвуй», есть еще одна не менее вечная заповедь – убеди человека в том, что он слаб, и у него не хватит сил поднять голову.

И вновь открыв глаза, глядя, словно впервые видел, вдруг, неожиданно для себя он понял, почувствовав, что шел верно, что тупика нет, и не было в помине. И что совсем немного, малую толику, он не дошел до конца тропы. Там, на другом берегу, над потоком, укрытая тенью манила к себе сводчатая арка пещеры. Он заметил ее случайно, а, заметив, уже не мог оторвать взгляда. Там, едва заметная взгляду продолжалась тропа. Но не было моста и не было крыльев.

Он усмехнулся, чувствуя, как вновь в душе рождается кураж. Терять было нечего. «Лиит, – подумал он, словно позвал ее образ из памяти, – ну, скажи, что мне делать и как пройти. Мой путь еще ведь не закончен, нет? Мне рано уходить, рано.... Еще существует Империя, еще не разгаданы ваши загадки. И люди еще не таковы, какими могли бы быть. Еще все впереди. Все. Если путь ведет в бесконечность».

Потом мужчина услышал шорох камня, сдвинувшегося под чужой ногой, вздрогнул и обернулся. Нервы были натянуты до предела, казалось – еще чуть, и лопнет эта струна. Воины были уже совсем недалече. Их разделяло всего лишь несколько сотен метров, не расстояние, так, сущая безделица и ерунда. И воины не торопились, воины шли, словно понимая, ему – никуда не деться, раз за его спиной нет крыльев.