Юрий Брайдер - Жизнь Кости Жмуркина

— Не виноват он, — повторил Костя и для смелости сам пригубил граммов сто пятьдесят. — Такой уж я человек. Если мне кто-то понравится, у того обязательно неприятности будут. И наоборот. Со мной дружить то же самое, что с заразным целоваться.

Путаясь и перепрыгивая с одного на другое, он поведал начальнику историю своей жизни, приведя много ошеломляющих примеров. Для чего это ему понадобилось: из чувства морального мазохизма, с тоски или просто по пьянке — Костя и сам не мог понять. Начальник пить не перестал, но больше не мычал и не бил себя по лбу.

— Врешь ты все, — сказал он, когда Костя закончил, а вернее, выдохся. — Мозги пропил, чушь несешь.

Костя только развел руками: хотите верьте, хотите нет.

— Значит, если я тебе сейчас сопатку сворочу, мне повезет? — спросил Корыто, глядя на Костю кровавыми бычьими глазами.

— Не сразу… Да и то только если я на вас действительно обижусь…

— Что ж мне такое тогда сделать, чтоб ты обиделся? Мудье оторвать?

— На вас мне трудно обидеться. Симпатичны вы мне.

— Симпатичен… — тупо повторил Корыто. — Значит, мне теперь одно дерьмо в сети поплывет? Фарт в жизни кончился, а?

— Поверьте, я не нарочно. Надо было вам с самого начала об меня ноги вытирать. А теперь поздно.

— Вот так я за доброту свою всю жизнь и страдаю. — Корыто сморщился, словно собираясь заплакать, а затем грохнул донышком стакана по столешнице и заорал так, что подслушивающая под дверью кассирша отскочила словно ошпаренная: — Пошел вон с глаз моих, гаденыш! А не то сейчас только уши твои до стенки долетят!

— И ты веришь всему этому? — удивился давний друг и покровитель Корыта, полковник внутренней службы Быкодеров, ныне возглавлявший отдел кадров областного Управления внутренних дел. — Я спрашиваю, веришь ты этому бреду?

— Неужели ты, Захар Захарович, думаешь, что я это все придумал? — Корыто хоть и у друга в кабинете сидел, но вел себя, как казанская сирота. Дружба между полковниками — это совсем другое дело, чем дружба между лейтенантами.

— Да, ты такое, конечно, не придумаешь. Ты только нагадить можешь под нос первому чекисту.

— Ну зачем ты так… — Корыто отрешенно махнул рукой.

— А затем, что тобой сейчас особая инспекция занимается. И помешать ей я не в состоянии, даже если очень захочу. Ты бы еще Ильичу в кепку помочился, обалдуй.

— Значит, все, мне крышка? Все труды, все заслуги коту под хвост?

— Ты про заслуги свои знаешь кому расскажи… Уборщице нашей, тете Клаве. И то вряд ли поверит. Все заслуги твои — пил и жрал всю жизнь на халяву. Разве не так?

— Ну уж если разговор об этом пошел, — лицо Корыта стало багроветь от челюстей к скулам, — то и тебе от этой халявы немало перепало.

— Кто же спорит. — Быкодеров усмехнулся. — Но только ты меня не пугай. Не такие меня пугали. А помочь тебе я помогу. В рамках возможного, естественно. Вот если бы ты до конца недели преступление какое-нибудь громкое раскрутил или бандгруппу выявил, совсем бы другой разговор получился.

— А больше ты мне ничего не присоветуешь? — Забыв о напускном подобострастии, Корыто посмотрел на Быкодерова почти с ненавистью. — Может, мне башкой эту стену пробить или до Москвы раком доползти?

— Ты язык-то попридержи. — Быкодеров скрылся от приятеля за синеватым облачком сигаретного дыма. — Не распускай его, как свою задницу… Я про этого мальчишку все думаю. Врет он или не врет?

— С чувством говорил и убедительно. Дар мне такой, дескать, свыше дан. Губить все любимое и лелеять все ненавистное. Я ведь сначала к нему по-хорошему отнесся. Работе учил. Не гонял зря. Стаканом никогда не обносил.

— Пьешь, значит, с подчиненными? — презрительно скривился Быкодеров.

— С кем же мне тогда пить, если начальники со мной не пьют? — вполне резонно возразил Корыто.

— Ладно, дальше рассказывай.

— С год он у нас примерно числится. И весь этот срок на меня одни только неудачи сыпались. Что задумаю, ничего не получается. Верные дела не выгорают. У тестя два кабана подохли. Мои, заметь, кабаны. Опять же кражи каждый день. То аккумулятор с машины снимут, то склад какой-нибудь тряхнут. Да и дочка моя тоже… Из дома сбежала с каким-то проходимцем… А, что говорить! — Корыто в сердцах плюнул на ковер.

— Занятно… — Быкодеров задумался. — На сказку похоже. Хотя в жизни всякие фокусы случаются. Слыхал я, у вояк секретные лаборатории имеются, где подобные феномены изучаются… В общем, придется тебе самому разобраться, вранье все это или нет.

— Разобраться… А как?

— Самостоятельно разве ничего не можешь придумать? Башка ведь у тебя здоровая, как Дом правительства. С такой башкой в Кремле нужно сидеть, а не… — Увидев, как перекосило Корыто, Быкодеров свою фразу не закончил. — Ну ладно, помогу. Есть тут у меня одна мысль. Завтра постараюсь сам приехать. Так сказать, в целях оказания практической помощи…

Утром, как обычно, Костя заскочил в контору узнать всякие служебные новости и расписаться в специальном журнале за якобы проверенные посты.

Так гадко на душе у него давно не было. «И какой дьявол меня за язык потянул, — думал он. — Человека только расстроил, да и себе неприятности нажил».

Он специально явился пораньше, дабы не встретиться лишний раз с начальником, но тот паче чаяния уже сидел в своем кабинете. Хорошо еще, что не один. Сквозь приоткрытую дверь видны были только колено и локоть гостя. У Кости почему-то сложилось впечатление, что говорили они именно о нем. Тягостное предчувствие заныло, словно больной зуб.

Он уселся за пустующий стол бухгалтерши, положив справа от себя дерматиновую папку, содержавшую всю бригадную документацию: дислокацию постов, графики дежурств, журнал инструктажей по технике безопасности и закрытые больничные листки, а сверх того — еще цветные карандаши, копирку , и складной пластмассовый стаканчик.

Незнакомец внезапно вышел из кабинета и стал у дальней стены, глядя на Костю нагло и откровенно, как на голую бабу. Человек он был немолодой, но подтянутый, щеголевато одетый и явно не из местных.

— Жмуркин, зайди ко мне, — глухо произнес Корыто.

Едва не сбив телефон. Костя встал и на ватных ногах проследовал в кабинет. Некоторое время начальник молчал, а потом спросил, глядя в стол:

— Сколько тебе сторож Курков денег дал?

— Мне? Денег? — Костя даже не успел удивиться. — Нисколькою

Курков работал сторожем недавно, но Косте сразу не понравилось его крысиное, вечно перекошенное в непонятной ухмылке личико. Поговаривали, что в молодости он успел покантоваться в полиции, но вину свою смыл, если не своей, то чужой кровью. Лучшего натурщика для портрета Иуды трудно было подыскать. Костя, неоднократно застававший Куркова на месте преступления, мог даже предложить несколько сюжетов: «Иуда, в служебное время собирающий пустую стеклотару», «Иуда, сливающий бензин из казенной машины».