Эдуард Скобелев - Катастрофа

Люди, вам угрожают общей смертью! Слышите меня???

Еще осталось несколько минут, еще можно обрубить горящий фитиль. От каждого из нас зависит столько же, сколько от всех наших врагов вместе взятых. Но нужно действовать, действовать!

Каждому из нас — действовать!..

Заканчивалась погрузка баржи, отплывавшей на Вококо, где подразделение полицейских и наемники вот уже несколько дней безуспешно пытались выполнить приказ адмирала Такибае — «вступить в боевое соприкосновение с террористами и преследовать их, не отрываясь, до полного уничтожения»…

С чемоданчиком, где были самые необходимые вещи, я пристроился на палубе. Кряхтя и ругаясь, мимо меня сновали полицейские — таскали ящики с патронами. Настроение было дурацкое, каковое обычно случается у меня после крупной попойки: зачем, зачем я нахлестался, какая была в том необходимость? Я терзался и досадовал и в то же время испытывал сильное желание напиться вновь. Я понимал, что здорово-таки рискую, отправляясь на Вококо, но… слово было дано, и я утешал себя мыслью, что, может быть, мне посчастливится унять кровопролитие. Доброе дело смоет с меня позор всех ошибок, и я с легким сердцем уеду в Европу…

Таял прозрачный вечер. Вспыхивали окна, отражая закат. Свет истончался и слабел. Все дома, все улицы Куале обретали черты умиротворения и сходства. Горные хребты из фиолетовых стали синими. Пылил по верхней дороге в направлении аэропорта грузовик…

«Да почему же все обречено? Ведь может, может человек жить счастливо, любя других, как себя!» — мысль защемила…

— Вы миссионер? — детина в оливковой куртке, белобрысый, с глазами голубыми и наивными, сел возле меня на палубу, зажав между ног автомат. — Меня зовут Паоло. Мне велено доставить вас к капитану.

Он снял с пояса флягу и, взболтнув, отпил. Кадык отсчитал глотки.

— Можете хлебнуть ради анализа… Ну, как угодно… Теперь молись не молись, все одно. Где-то близко уже наша смерть, я так думаю. Позавчера видел сон: собравшись возле часовни, мертвецы дулись в карты. Капрал уверяет, что это верная примета. Мне все равно. Охота на аборигенов — не то. Хотелось бы настоящей войны, такой, где рискуешь на каждом шагу. Однажды я пережил это, — чувствуешь жизнь…

Я взглянул на парня. Не больше двадцати пяти лет.

— Где было? Это все равно. Тебе хорошо платят, и ты рискуешь…

«Неужели сосунок испытывает романтику, убивая? Какая мать родила его?..»

— Война — занятие для настоящих мужчин. Решает сила и хитрость, и ты — бог. И других богов нет.

— Вы убивали людей?

— Кто их не убивал?.. Может быть, вы не убивали? Убивали, будьте покойны. И убиваете каждый день. Всякий — на свой лад…

Паоло усмехнулся. Он был такой моложавый и такой добродушный с виду. «Как поселяется в человеке жестокость?.. Если ему приказали сопровождать меня, значит, он среди своих не на последнем счету…»

— Убивать — работа, как и всякая другая. К тому же я их ненавижу, этих обезьян. Им дай волю, они расплодятся на весь мир. Все поют и пляшут — то на свадьбе, то на похоронах. Они звери — разве можно жалеть зверей?

— Но в чем их вина?

Паоло пожал плечами.

— Может, они и вовсе не виноваты. Но если мне приказано, я выполняю приказ. Хозяин должен быть доволен. Я человек честный и люблю, чтобы все на совесть.

— И вы имеете право на чужие жизни?

— Они сами дали нам это право. Они слабее нас, трусливей, глупее. Когда есть приказ, мы на все имеем право.

— Откуда вы, из какой страны? Где ваша родина?

— Ну, это вы слишком, папаша, — оборвал меня Паоло. — Как говорится, хватили через край. Пока у меня контракт, и я ношу оружие, у меня нет родины… Верно, и вы, пока служите богу, не вспоминаете, где зарыты ваши предки. Да это ведь все равно, не так ли?..

В сумерках баржа отвалила от причала, развернулась под жерлами пушек флагманского корабля несуществующей эскадры адмирала Такибае, прошла залив и, когда маяк исчез за громадой скалы, взяла курс на Вококо.

На душе было гадко, и я решил не уходить с палубы, хотя ветерок посвежел — баржа неприятно поскрипывала, переваливаясь с волны на волну.

Ночью океан страшен. Но и красив — при луне. Волны наползают бархатные, черные, но вот, достигнув вершины, ухнув и рассыпавшись брызгами, сверкают живым изумрудным светом…

Стучали двигатели, удушливо попахивало машинным маслом и краской. За высокой рубкой, в затишке, бряцая оружием, покуривали полицейские. Паоло с презрением отозвался о них — «опереточный сброд»…

Сон не шел, в духоту закрытого помещения спускаться не хотелось. «А если убьют? — заныла душа. — Не будет больше ни ветра, ни земли, ни человечества, — ничего не будет… Так неужели же я должен кому-то, если близится час, когда меня не станет?..»

Я не мог внушить себе чувство долга: пошатнулась вера в прекрасное будущее. Будущее представлялось мне теперь таким, как его изобразил Сэлмон.

Я понимал, что убийство веры и было главной целью Сэлмона: теряющий веру терял будущее, превращаясь в ничтожество, в палача, в лакея. Я понимал и то, что пока жива вера, сэлмонам не завладеть миром. Но впервые я не особенно верил в то, что понимал…

В полночь баржа бросила якорь у острова Вококо. На воду спустили шлюпку. Едва шлюпка коснулась берега, меня и Паоло встретили наемники. Светя фонариками, они провели нас через пальмовую рощу — к просторной деревянной постройке с наклонной крышей. Это был склад. В отгороженном углу мне указали мое место. Я выпил банку пива и тотчас уснул, хотя вокруг гомонили и играли в карты.

Проснулся я рано утром и обошел бандитское логово, думая о том, что в прежние времена правительства объединялись, чтобы уничтожать разбойничьи шайки на море и на суше, а теперь используют бандитов повсюду, где не могут использовать регулярные войска.

Наемники еще спали. Я напоролся на часового. В пятнистой куртке, он покуривал у тяжелого пулемета. От него я узнал, что склад использовался прежде малайцами, державшими торговые лавки по всему острову, а теперь служит базой для отряда, действующего против партизан.

В тишине утра забухали взрывы, приглушенные расстоянием.

— «Обезьяны», — объяснил наемник, указывая рукой в сторону хребта Моту-Моту. — Иногда они пробираются к побережью. Тактика непрерывной активности.

— Откуда у партизан оружие?

— Откуда? Черномазые уступили им два миномета… Если бы они с самого начала не путались у нас под ногами, здесь уже нечего было бы делать…

После завтрака Паоло и еще один тип, неразговорчивый, провонявший женскими духами, потопали со мной в расположение отряда капитана Ратнера. Мы отошли довольно далеко от берега и поднялись на холм. Оттуда хорошо просматривалась бухта и наша баржа. Мои спутники устроили короткий привал. Каждый из них тащил оружие и боеприпасы, и только я шел налегке, нес чемоданчик, где среди всякой дорожной надобности лежало запечатанное письмо Такибае к Око-Омо. Записку Луийи я держал при себе.