Александр Зиновьев - Записки ночного сторожа

Вчера по телевизору, говорит Кандидат, была грандиозная передача о машинном искусстве. Весь цвет нашей ибанском литературы, музыки, живописи и техники участвовал. А болтали ужасающие банальности. Все в один голос твердили, что машина не может заменить человека как творца произведений искусства. А примерами доказывали, что можно создать машины, которые будут писать стихи, рисовать картины и сочинять музыку не хуже людей. Мол, это все дает возможность лучше понять законы творчества и двинуться к дальнейшему расцвету и т. п. В этом деле, говорит Физик, есть аспект, о котором они, конечно, ни слова не вякнули: что власти оставят для людей, а что сочтут целесообразным передать машинам? И каким машинам? Машину можно построить так, что она будет сочинять романы в духе ибанического реализма. Как по-вашему, допустят у нас машины, которые будут рисовать в духе Мазилы? А кто будет заведовать машинами? Представляете картинку: правительство дает задание институту — сочинителю романов создать к будущей неделе сотню романов на такие-то и такие-то темы. И точно в срок романчики готовы. И никаких хлопот. В полном соответствии с требованиями теории и текущего момента. И сбудется затаенная мечта ибанских властей назначать в великие поэты, художники, композиторы проверенных и заслуженных лиц из своей же среды. Ох, и драться же они между собой начнут за это. Будут распределять по рангам, говорит Кандидат. Пять романов и десять опер в год — Заведующему. По два романа и по три оперы в год — Заместителям. И так вплоть до низших чинов. Им — стишата, рисуночки, песенки. Шутки-шутками, говорю я, но тут у них есть одна здравая мысль:

машинизация искусства позволяет лучше разобраться в законах творческой деятельности. Возможно, говорит Физик. А что это даст? Что мы — благодаря этому научим наших писателей (а их — сто тысяч как минимум!) сочинять лучше Шекспира, композиторов (а их сколько?!) — лучше Бетховена, художников (а их, этих сколько?!) — лучше Рафаэля?! Неужели ты думаешь, что уровень искусства зависит от способа и глубины познания его законов? Да и в этом ли действительные законы творчества? Абстрактно рассуждая, говорит Кандидат, человека можно заменить машиной в любом деле, какое он делает. Мыслима даже машина-муж. А машину-вождя даже я берусь построить. Но люди-то все равно остаются. А у них — интеллектуальные и творческие потенции. И свои проблемы. И разные проблемы. Одни у начальства, другие у нас с вами. Одни у одной группы начальства, другие — у другой. В общем, все эти передачи исключительно для засирания мозгов рядовых идиотов нашего века. Пыль в глаза пускают. Внимание отвлекают. А в это время потихоньку душат талантливых писателей, художников, архитекторов, композиторов. Но есть же в этом хоть что-то положительное, говорю я. Конечно, говорит Физик. Только слово «положительное» тут не подходит. Просто в этой области живет и самоутверждается определенная масса людей. Делаются какие-то открытия и изобретения. Это влияет на общее состояние культуры. Это банально. И совсем на другую тему. С этой точки зрения даже космические исследования имеют какое-то «положительное» значение. Обидно, говорит Кандидат, такие средства вкладываются, выдающиеся умы работают, и все лишь для того, чтобы посредственнейшие проходимцы могли со временем сочинять сверхпосредственнейшую белиберду с помощью сверхгениальнейших сооружений. Творческие потенции людей, говорю я, все равно найдут себе выход в чем-то другом, если не в искусстве. Разумеется, говорит Физик. В бюрократии, карьеризме, стукачестве, трепачестве, надзоре, пресечении. И отчасти — в плясках и хоровом пении. Впрочем… А я вот обдумываю свою идею искусственного мужа, говорит Кандидат. Представляете, какой взлет науки и техники нужен для этого! Зато какие мужья пойдут! Получку не пропивают. В очередях стоят часами. По бабам не бегают. Дома — никаких склок. А нас куда, спрашиваю я. Нам, говорит Кандидат, остаются высшие функции, в которых машина не может заменить человека: проектировать и усовершенствовать механических мужей, сидеть на собраниях и принимать резолюции, осуждать и, самое главное, обслуживать механических мужей в момент исполнения ими супружеских обязанностей. Красота, говорит Физик, зато законы этого самого дела мы познаем с необычайной глубиной. А что касается наших потребностей — будем заниматься онанизмом. Да здравствует прогресс науки и техники, сказал Кандидат. Послушайте, с этими тараканами надо что-то делать! Они сожрали рукав у моей нейлоновой куртки!!

Перед дежурством я решил соснуть часок. И мне приснился жуткий сон. Отовсюду ползли полчища тараканов. Я бежал от них в ужасе, а они настигали и настигали меня. Внутренний голос шептал мне, что они не хотят мне зла. Наоборот, они хотят меня спасти и сделать таким же счастливым тараканом, как они сами. Я пытался кричать, что я этого не хочу, но голос не повиновался мне. Внутренний голос шептал мне: остановись, идиот, они же воплотили у себя все лучшие идеалы человечества, которые вдалбливали в твою дурацкую башку с детства и в которые ты до сих пор потихоньку веруешь! Взгляни! Равенство! Братство! Однако ужас во мне нарастал. Я прилагал чудовищные усилия убежать. Но безрезультатно. Они настигали меня. И я по традиции закричал: мама! и сделал грубую ошибку.

Припев:

Припев:

Припев:

Припев:

Нам плевать на угрозы,

Пришла Она, и мы отправились в наш кабинет. Но по Закону Всемирного Свинства именно в этот момент заявился Поверяющий. Пришлось ставить бутылку и битый час выслушивать его бессвязную болтовню о том, какой он хороший. Не то, что другие. Когда я вернулся, ее лицо выражало скуку и желание спать. Она небрежно бросила тетрадь с моими записками на директорский стол и зевнула. Что за идиотская работа у тебя, сказала Она. Мне надоело. Надо с этим кончать. Послушай, вернись ты на старую работу. Напиши Им что-нибудь. Покайся. Пусти слезу. У нас это любят. Что тебе стоит?! Это же пустяки. У тебя будет хорошая работа. Вступим в кооператив. У меня кое-что есть. Папа подкинет. Займем. Сделай это ради меня. Пожалуйста! Как мы заживем! Ладно, сказал я. Я подумаю. Только вряд ли Они меня возьмут обратно. А ты попробуй, сказала Она. Я уверена, возьмут. Потом я спросил о своей писанине. Она сказала, что ничего не понимает. Слишком уж это все заумно. Верно, сказал я. Я сам вижу, что это дело надо забросить. Дилетантство это. Если уж такими проблемами заниматься, так надо становиться профессионалом. Человечество не первый год существует. И умники вроде меня водились и в прошлом в большом количестве. И наверняка додумались до всего задолго до моего появления на свет. Ты молодец, сказала Она. Я тебя люблю. Мне хорошо с тобой. И мне, сказал я. И мы были счастливы. В конце концов, годы страданий и раздоров стоят минуты счастья. Ладно, сказал я. Завтра же зайду в ИОАН.