Аластер Рейнольдс - Ковчег Спасения

— Давление падает, — объявила Вуалюмье. — Мне кажется, это результат движения трубы. Она скользит через атмосферу со скоростью больше звуковой и создает позади себя разреженную зону — тот просто не успевает заполнить пространство. Это называется конус Марха [41], мы как будто следуем за сверхзвуковым самолетом.

— Звучит так, будто вы знаете, о чем говорите… это немало, во всяком случае, для Инквизитора.

— Я этому училась, Овод. И у меня был хороший наставник.

— Ирина? — небрежно уточнил он.

— Мы неплохо работаем в паре. Правда, так было не всегда, — она посмотрела вперед и указала на главный дисплей. — Смотри. По-моему, я что-то вижу. Давай попробуем немного увеличить, а потом сматываем отсюда по-быстрому, обратно в космос.

На экране появилось изображение трубы, которая погружалась в атмосферу под углом к горизонту сорок-сорок пять градусов. Она рассекала темное небо ослепительной серебряной полосой, похожей на воронку смерча, демонстрируя примерно восемьдесят километров своей длины и исчезая сверху и снизу в слоях бурлящих облаков. Труба казалась совершенно неподвижной, хотя за каждые четыре секунды погружалась в облака на километр.

— И только-то, — проговорил Овод. — Не знаю, чего я ожидал, но здесь должно быть что-то еще. Может быть, глубже… Как насчет продвинуться немного вперед?

— Нам придется пересечь границу звуковой скорости. Это будет куда жестче, чем все, что было раньше.

— Выдержим?

— Попытаемся.

Вуалюмье скорчила гримасу и снова склонилась к пульту управления. Воздух перед трубой был совершенно чистым и спокойным, словно от нее не разбегались в разные стороны ударные взрывные волны. Каждый оборот преображенного спутника заставлял трубу, вытекающую из него, описывать зигзаги размахом в тысячи километров. Непосредственно перед ее поверхностью воздух давление сжимало воздух, образуя жидкий слой сантиметровой толщины и формируя по всей ее длине те самые V-образные ударные волны. Обойти трубу, не пересекая крыло сжатого и раскаленного воздуха, было невозможно. Ничего не оставалось, кроме как сделать крюк радиусом несколько тысяч километров.

Наконец шаттл подошел почти вплотную. По ведущему краю труба горела вишнево-красным, очевидно, нагреваясь от трения об атмосферу. Но Овод не заметил даже намека на повреждения.

— Эта штука запитывается внизу, — объявил он. — Но там ничего нет, кроме газа.

— Ошибаешься, — возразила Вуалюмье. — Сотнями километров ниже лежит слой жидкого водорода. Еще глубже — металлический водород. И где-то под ним находится каменистое ядро.

— Ана, если они собрались разобрать на запчасти такую планету, чтобы добраться до какого-то камушка… Каким образом они собираются это провернуть? У вас есть хоть какая-нибудь идея?

— Пока нет. Может быть, мы скоро выясним.

Шаттл пересек звуковой барьер. В какой-то момент Оводу показалось, что корабль развалится — в конце концов, конструкция не была рассчитана на подобные нагрузки. В треске корпуса слышался стон раненого животного. Все датчики на пульте управления истерически замигали красным. И вдруг стало очень тихо. Шаттл плыл, словно корабль-призрак по спокойному морю. Пульт ожил, пронзительные голоса, вопящие об опасности из каждого динамика, смолкли.

— Прорвались, — выдохнула Вуалюмье. — Думаю, все цело. Овод… Давай больше не искушать судьбу.

— Хорошо. Но мы уже столько прошли, так что… ну… это… было бы глупо не заглянуть немного глубже, правда?

— Нет.

— Если хотите, я вам помогу. Но мне надо знать, во что я впутываюсь.

— Шаттл не выдержит.

Овод улыбнулся.

— Он просто вытерпит чуть больше того, на что рассчитан. И не будьте такой пессимисткой.

Представитель Демархистов вошла в белую, почти стерильную комнату и смерила Клавейна взглядом. У нее за спиной стояли трое полицейских Феррисвиля, которые задержали Невила в терминале отправки, и четверо солдат-Демархистов. Последние сдали свое оружие, но в своей мощной огненно-красной броне по-прежнему выглядели угрожающе. Клавейн почувствовал себя старым и беспомощным. Он полностью зависел от милости своих новых покровителей и знал это.

— Сандра Вой, — представилась женщина. — А вы, как я понимаю — Невил Клавейн, Конджойнер. Почему вы хотели видеть меня?

— Я больше не принадлежу фракции Конджойнеров.

— Это меня не интересует. Почему именно я? По словам представителей Феррисвильской администрации, вы просили пригласить меня.

— Мне показалось, что вы сможете меня выслушать беспристрастно. Понимаете, я знал кое-кого из ваших родственников. Например, вашу прапрабабушку… если вы не однофамильцы. Мне так и не удалось разобраться, кто есть кто в нынешнем поколении.

Женщина пододвинула белый стул и села напротив Клавейна. Демархисты претендовали на воссоздание старомодной системы чинов и званий. Капитаны назывались командирами корабля, генералы — специалистами стратегического планирования. Разумеется, все эти нюансы требовали введения соответствующих знаков отличия. Сандра Вой была бы возмущена до глубины души, если бы кто-нибудь посмел не догадаться, что множество цветных полосок и колец на груди ее куртки обозначают конкретное воинское звание.

— За последние четыреста лет другой Сандры Вой не было, — отчеканила она.

— Я знаю. Предыдущая погибла на Марсе, во время мирных переговоров с Объединившимися.

— Я обойдусь без урока древней истории.

— Факты остаются фактами, сколько бы лет не прошло. Мы с Сандрой вместе участвовали в миротворческой миссии. После ее смерти я перешел на сторону Объединившихся и до последнего времени был с ними.

Молодая Сандра Вой бросила на него пронзительный взгляд. Имплантанты Клавейна уловили стремительный поток данных, входящих и выходящих из ее мозга. Картина впечатляла. Со времен Эпидемии Демархисты весьма преуспели в развитии нейронной огментации.

— Это не согласуется с нашими данными.

Клавейн поднял бровь.

— Не согласуется?

— Именно. Наша разведка сообщает, что Невил Клавейн прожил не более чем сто пятьдесят лет после того, как перешел на сторону Конджойнеров. Следовательно, это не вы.

— Сто пятьдесят лет назад я покинул Населенный космос и отправился в межзвездную экспедицию. Я вернулся совсем недавно. Поэтому обо мне нет никаких упоминаний. Что это меняет? Конвент уже подтвердил, что я Конджойнер.

— Это может быть ловушкой. Почему вы решили стать перебежчиком?

Она снова его удивила.

— Почему бы и нет?

— Возможно, вы слишком увлеченно читали наши газеты. В таком случае, у меня для вас потрясающая новость: ваша сторона победит в этой войне. Одним «пауком» больше, одним меньше… для нас это ничего не меняет.