Аластер Рейнольдс - Ковчег Спасения

— Сколько орудий ты потеряла в этой кампании?

— Ни одного, точно.

Робот склонился над ней.

— Илиа… слушай меня внимательно. Сколько орудий ты потеряла?

— Что значит «потеряла»? Три орудия были неисправны. Слишком много для инженерии Конджойнеров, не находишь? Другие два рассчитаны на одноразовое использование. Я бы не говорила о «потерях», Клавейн.

— Хочешь сказать, Подавляющие не истребили ответным огнем ни одного орудия?

— Два слегка повреждены.

— Вернее, полностью уничтожены, так?

— Я еще не получила телеметрию с их «упряжи». Я вообще не могу оценить степень повреждений, пока не изучу картину сражения.

Хоури видела, как Клавейн выпрямился и сделал шаг назад. Он как будто потускнел, став еще больше похожим на призрак, закрыл глаза и начал беззвучно шептать что-то, подозрительно напоминающее молитву.

— Начнем с того, что орудий было сорок. Сейчас, по моим подсчетам, девять утрачено. Сколько еще, Илиа?

— Сколько понадобится.

— Ты не можешь спасти Ресургем. Ты имеешь дело с силой, которая выше твоего понимания. Все, что ты сейчас делаешь — это бесполезное расточительство. Отдай орудия — и мы используем их должным образом, так, что они обеспечат людям реальный перевес. Здесь только авангард Волков, но скоро их станет намного больше. Но если мы сможем изучить орудия, то, возможно, изготовим новые образцы. Десятки, сотни, может быть, даже тысячи.

Она снова улыбнулась; Хоури была уверена в этом.

— Так к чему был весь этот прекрасный треп, Клавейн? Говоришь, цель не оправдывает средства? Ты верил хоть одному своему слову?

— Я верю только в одно: ты расточительно используешь орудия. Население Ресургема все равно обречено. Все, что ты сможешь изменить — немного отсрочить их гибель. На несколько дней. А потом будут еще миллионы и миллионы погибших. Но если передашь нам орудия — сейчас, то мы еще успеем хоть что-то изменить.

— Значит, я должна допустить, чтобы двести тысяч человек погибли ради будущего спасения миллионов?

— Не миллионов, Илиа. Миллиардов.

— Знаешь, Клавейн… — она улыбнулась, словно последний раз в жизни. — Ты меня почти убедил — на одну минуту. Я почти поверила, что с тобой можно иметь дело. Я ошиблась, верно?

— Я не подонок, Илиа. Я просто точно знаю, что нужно делать.

— Как ты сказал, самый опасный противник…

— Пожалуйста, не надо так плохо обо мне думать. Я все равно заберу орудия.

— Твоему кораблю лететь сюда еще две недели. Когда вы доберетесь, я буду более чем готова к встрече.

Бета-копия ничего не ответила. Хоури понятия не имела, как расценивать это молчание, но оно ее сильно беспокоило.

Корабль возвышался над ней. Его сдерживали лишь оковы неубранных ремонтных лесов. Во внутренних помещениях «Штормовой Птицы» горели огни, и в одном из иллюминаторов верхней палубы Антуанетта видела силуэт Ксавьера — как всегда, погруженного в работу. В одной руке электронный блокнот, в зубах стилус… Запрокинув голову, Ксавьер поворачивал древние рычаги-переключатели и прилежно записывал показатели. Вечный счетовод, подумала Антуанетта.

Она отдала экзоскелету команду и встала. Время от времени Клавейн устраивал экипажу несколько часов передышки в условиях нормальной гравитации. Но к настоящему моменту это не относилось. Экзоскелет был на редкость неудобной конструкцией, а мягкие подушечки сенсоров постоянно натирали кожу. Антуанетта уже не могла дождаться, когда «Зодиакальный свет» доберется до Дельты Павлина. Вот тогда можно будет наконец-то избавиться от этих сооружений!

Она смотрела на «Штормовую Птицу» — долго и пристально.

Во время своего последнего визита Антуанетта так и не смогла заставить себя подняться на борт своего корабля. Ей вообще больше не хотелось на нем находиться. С тех пор прошло несколько месяцев, и гнев утих, хотя и не прошел полностью.

Теперь это, скорее, можно было назвать раздражением.

Несомненно, судно было готово к бою. На взгляд непосвященного, никаких радикальных изменений не произошло. К прежним «способам убеждения» добавилось еще несколько орудий, украсив корпус новыми выпуклостями и пиками. «Фабрика» тоннами выпускала орудия и боеприпасы, и позаимствовать немного для собственных нужд оказалось на удивление легко: Скорпио попросту закрыл на это глаза. А Ремонтуа лично помогал Ксавьеру интегрировать наиболее экзотические орудия в сеть управления «Штормовой Птицы».

Антуанетта и сама не понимала, почему в ней проснулось желание сражаться. Она никогда не замечала за собой склонности к жестокости или героизму. Скорее уж ко всяким бесполезным глупым выходкам — вроде похорон отца в атмосфере газового гиганта.

Она пробралась по кораблю наверх, на взлетно-посадочную палубу. Ксавьер продолжал работать, словно не заметив появления Антуанетты. Возможно, он действительно ее не заметил. К тому же, стало уже привычным, что Антуанетта обходит «Штормовую Птицу» стороной.

Усевшись в кресло, Антуанетта ждала, пока Ксавьер отвлечется. Наконец он обернулся, коротко кивнул и снова занялся своими переключателями Это означало одно: он предоставляет ей пространство и время, чтобы действовать по своему усмотрению. Пожалуй, такой благородный жест стоило оценить.

— Тварь? — спокойно произнесла она.

Обычная пауза перед тем, как Лайл Меррик ответил. Такая же, как обычно, но сейчас она казалась вечностью.

— Да, Антуанетта?

— Я вернулась.

— Да… я заметил. — снова бесконечное молчание. — Я рад, что ты вернулась.

Тональность и тембр его голоса остались прежними, но что-то изменилось. Скорее всего, Лайлу больше не нужно подражать старой субличности, которую он заменил шестнадцать лет назад.

— Почему? — резко спросила она. — Ты скучал по мне?

— Да, — ответил Меррик. — Да, скучал.

— Сомневаюсь, что когда-либо смогу тебя простить, Лайл.

— Я и не ждал, что ты простишь, Антуанетта. Я определенно этого не заслужил.

— Это уж точно.

— Но ты понимаешь, что я дал обещание твоему отцу?

— Это Ксавьер так говорит.

— Твой отец был прекрасным человеком. Он хотел тебе только лучшего.

— И тебе тоже.

— Я его должник. Даже спорить не буду.

— Каково тебе жить с тем, что ты сделал?

Звук, который послышался из динамиков, мог быть смехом… но скорее, это было самоуничижительное фырканье.

— Ты же знаешь: та часть меня, от которой сейчас что-то зависит, не слишком озадачена этой проблемой. Меня — человека из крови и плоти — казнили. Я только тень. Тень, которую упустили «стирающие головки».

— Тень с высокоразвитым чувством самоосуждения.

— Еще раз согласен.

— Лайл, мне хочется ненавидеть тебя.

— Продолжай. Одним человеком больше.