Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров

Это была его кровь. Рыбы снова укусили его.

Светящихся линий стало больше, сами они разгорелись ярче и начали подниматься под уклоном вверх. Иоким держался изо всех сил. Он вскрикивал, чувствуя, как вгрызаются в его плоть мелкие острые зубы. Жестокие волны выгнули острогу гиперболой, ноги Иокима оторвались от песчаного дна.

Он видел, как покраснело небо.

Океан умолял его сдаться. Сила приливной волны оттаскивала его от остроги, как будто он уподобился стреле, наложенной на тетиву. Океан наполнился триллионами крошечных огоньков, триллионами голосов и образов и обрывков разрозненных данных. Бушевали сердитые журнальные заголовки, пестрели истеричные распоряжения о продаже акций, испуганные вызовы полиции. Океан жаждал поглотить Иокима, потопить его в глубочайших потоках информации.

Иоким Маркс почувствовал, как его ноги исчезают, пожираемые голодными рыбинами.

Его кровь утекала в океан, вливалась в потоки течений алыми спиралями.

Но он держался.

Светящиеся рыбы прогрызли его живот, начали кусать вывалившиеся наружу кишки. Они уплывали прочь, унося в зубах куски мягких тканей — так порывы ветра уносят прочь пушинки одуванчика. Словно сверкающие пули, выпущенные из какого-то автомата с неиссякаемым магазином, светящиеся рыбы терзали зубами грудь Иокима, остервенело набрасывались на непрочные ребра. Они съели его сердце.

И вот от него остались только плечи, а потом — только кисти рук, сжимавшие древко остроги и повиновавшиеся отвлеченной, абстрактной воле.

Неожиданно прибой начал утихать. Течение замедлилось, острога выпрямилась и подняла к поверхности бестелесную упрямую ношу.

Иоким Маркс почувствовал, как восстанавливается его целостность. От кистей рук выросли предплечья, начали формироваться лицо, глаза, мало-помалу появились кости, покрылись плотью. Он понимал, что через какое-то время снова взойдет луна, а еще через несколько минут он будет цел, невредим и готов к рыбалке.

И еще он знал, что потом на него снова набросится океан.

— Что нам известно об этом объекте?

Свой вопрос капитан Лаурент Зай адресовал Аманде Тайер и заметил, что девушка-лейтенант не смутилась и выдержала его взгляд. Ей больше не требовалось посредничество Хоббс.

— В общем, сэр? — отозвалась Тайер. — Его объем постоянно меняется, но в среднем равняется приблизительно четыремстам тысячам кубических километров. Наружный слой песка оборачивается вокруг оси примерно за шесть часов, однако подобно тому, как это происходит у звезд и газовых гигантов, слои, лежащие на различной глубине, вращаются с разной скоростью. Внутренние течения ведут себя гораздо более самостоятельно, чем было бы характерно для любого природного явления. С математической точки зрения движение объекта хаотично.

— Полагаю, все это мы заметили, лейтенант, — заметил Зай. — Из чего состоит объект?

— Большей частью — из космической пустоты, сэр. Он мог бы плавать в воде, если бы она, конечно, не всасывалась. Он не плотнее кубика сахара.

Зай обратил внимание на то, что Тайер, сказав это, помедлила, словно бы дала слушателям время изумиться, понимая, что в данном случае задета древняя психологическая ассоциация между массой и силой, формулируемая ошибочным утверждением: «Легкое больно не ударит».

— На основании данных исследования проб, взятых одним из зондов Маркса, объект в основном состоит из кремния. Этот кремний структурирован в гранулы диаметром около половины миллиметра — такие размеры имеют крупинки песка. Каждая гранула имеет множество необычайно тонких слоев, и в нее добавлены различные другие элементы.

— Добавлены?

— Да, сэр. Вероятно, это сделано в целях улучшения проводимости кремния. Как в полупроводниковых материалах в эру доквантовых компьютеров.

Зай прищурился.

— Тайер, вы полагаете, что данный объект — гигантский процессор?

— Этого я не знаю, сэр.

Она даже не стала просить прощения за свое невежество, а Зай порадовался тому, что Тайер не склонна к умничанью и экстраполяциям, чем страдало большинство аналитиков.

— Как он движется?

— До того, как произошел трансмиссионный выброс, движение было банально центробежным. Такое впечатление, что наружный слой объекта обладает определенными адгезивными свойствами. Что-то вроде эффекта поверхностного натяжения, как у водяной капли.

Зай кивнул. Все заметили, как сильно эта штуковина смахивала на «шампанский дервиш».

— — Но когда объект поглощал поисковые дроны, его движение представляло собой некий иной процесс.

— Это вполне очевидно, — пробормотал Зай. — Есть идеи?

— Я могла бы... гм-м-м... показать результаты предварительных исследований, сэр, и предложить некоторые возможные выводы.

— Пожалуйста, — с улыбкой отозвался Зай. Может быть, Тайер тоже была выдумщицей, как все аналитики, но, по крайней мере, она была осторожной выдумщицей.

Тайер сделала условный жест, и на вспомогательном воздушном экране командного отсека появилась хроматограмма фонового излучения.

— Эта хроматограмма была снята пассивными датчиками «Рыси» двенадцать минут назад, за несколько секунд до трансмиссионного выброса. Вот этот высокий пик — кремний. А вот этот, пониже — мышьяк.

— Мышьяк? Если так, то это очень похоже на полупроводниковый процессор, — заметила Хоббс. — Или, по меньшей мере, на устройство для хранения информации.

Зай кивнул. В этом он уже почти не сомневался. Он только ждал подтверждения с Легиса от гражданских источников информации. Тогда его худшие опасения могли подтвердиться.

— Да, мэм, — ответила Тайер старшему помощнику. — Это компьютер. Но не только. Это нечто намного большее, чем компьютер.

Она сделала другой условный жест, и хроматограмма превратилась в график на оси времени. В итоге на оси Z вырос зазубренный горный хребет.

— Вот первые несколько секунд трансмиссионного выброса. Обратите внимание, как выглядит поэлементная картина изменений, происходящих в объекте.

Тайер отодвинулась от стола, сложила руки. Первой подала голос Хоббс.

— Изменения? Вы хотите сказать, что он за несколько секунд изменил свой состав?

Зай смотрел на экран, пытаясь припомнить кое-что из курса звездной механики, который проходил в академии. Именно тогда кто-то в последний раз просил его расшифровать хроматограмму.

— Какие элементы мы видим здесь?

— Данные пики — металлы, — объяснила Тайер и указала на несколько «гармошек», отходящих от самого высокого пика. — Это — ванадий, это — электр [1], а это титан — в точных пропорциях для сверхпластичного твердого сплава. А вот это — немного ртути, вероятно, для создания определенной направляющей инерционности.