Сэм Хьюз - Тонкая структура

— Он потерял рассудок от горя. — К этому моменту Чэн уже ознакомился с его блогом. Как и практически весь западный мир. — Я даже и близко не могу описать его потерю. Я готов признать: он действительно верил, что поступает правильно. Так думает любой убийца. Но он ошибался. Должен был ошибаться. Мы даже не знаем, что именно было в той шкатулке. Мы не знаем, как работала его машина, потому что ее больше нет. Все, что у нас есть — это теория.

— Но ведь Рецепт изменился. Подобное нам доводилось видеть и раньше. Мы не первый раз сталкиваемся с этой закономерностью. Рецепт изменился, заблокировав конкретно эту теорию. И как только это изменение вступило в силу, шкатулка перестала работать. Разве это недостаточно убедительно?

Вполне вероятно. Более, чем вероятно. Сделав еще один глоток и немного обдумав сказанное, Чэн вынужден согласиться с Мёрфи.

— Возможно, это и правда доказывает, что… берлинцы не погибли на месте, а просто куда-то переместились. Но даже если мы примем это в качестве допущения, что если человеческий разум не в состоянии выжить в более высоких измерениях без должной защиты? Мы не можем жить в космосе. Не можем жить на Солнце или на дне океана, мы даже одного жаркого дня в пустыне не протянем. Комфортные для нашего существования условия доступны лишь…, не знаю…, в… в одной вигинтиллионной доле этой Вселенной!

— Возможно, наверху все иначе, — замечает Мёрфи. — Калрус говорил, что там действуют другие правила. Среда, в которой мы живем, плохо подходит для развития и поддержания разумной жизни. Возможно, мы могли бы это смоделировать?

— Возможно. Можешь попробовать, если хочешь. В моей жизни и без того хватает сложностей. Кроме того. У этой ситуации есть еще одна сторона. Что, если ты прав? Люди исчезли. Как и технология. Что, если ты прав, и все это — не что иное, как научное воплощение твоей веры? Если все было именно так, как ты думаешь, то… либо Пауль Клик придумал, как убить бессмертную душу, либо единственный — я повторяю , единственный , — вход на небеса был открыт исключительно восьмого августа 2008 года, в окне размером пять километров на шестнадцать часов. И в будущем туда уже никто не попадет. Как не попадут и миллиарды людей, которым не посчастливилось умереть слишком рано. Ведь тогда все куда хуже! Это не должно иметь никакого значения. Это, — добавляет Чэн, — не более, чем клочок бумаги с написанными на нем уравнениями. Все это… не более, чем наблюдения. Верить во что-то — значит быть уверенным, несмотря на отсутствие доказательств. Ни одного наблюдения, ни одной конкретной, проверяемой гипотезы — только внутреннее чутье. И по сути в тот день ничего не изменилось. Дверь открылась, дверь закрылась. Мы вернулись к тому, с чего начинали. И что дальше?

— Я знаю, что это не должно иметь значение, — соглашается Майк Мёрфи. — Но если взглянуть на альтернативу, то получается, что Пауль Клик, человек, которого я едва знал, но за которого по-настоящему, пусть и смутно, переживал, сделал все это… просто по ошибке. Из-за оплошности, которую он допустил в своих исследованиях . Исследованиях, основанных на тексте Рецепта . Того самого Рецепта, с которым мы имеем дело каждый день. А это… в это я верить не хочу.

— Я понимаю, что дела плохи. Я знаю, что СПД — неподходящее место для жизни. Я знаю, что наши отношения страдают оттого, что за мной охотится сильнейшая держава на планете. Нам нужна анонимность, место, которое стало бы нашим домом, и хотя бы одна работа на двоих. Я знаю, что Арике нужна стабильность, нужна возможность забыться и отдохнуть. А еще ей, Господь всемогущий, нужна терапия . Арика делает вид, что все в порядке, но ее тело не взрослеет так, как должно, а ее физиология искорежена куда больше, чем у Джейсона. Но сейчас на кону стоят жизни реальных людей. Больше жизней, чем я могу описать. Грядет война сверхлюдей. Это неизбежно. Если этой технологией завладеют и другие страны, помимо Америки, если возникнет оппозиция , то у этого конфликта есть те же шансы поглотить нашу планету, что и у ядерной войны тридцать лет тому назад. Меньше через год появится двенадцатая Стихия. И если все это действительно произойдет — если люди узнают постфактум , кем на самом деле являются Арика и Джейсон — на их жизнях, во многих отношениях, можно будет ставить крест. Они уже никогда не станут людьми, и мне совершенно не хочется знать, что они могут совершить в отместку.

— Мы живем в непростые времена. Но самые базовые этические соображения не позволяют мне просто умыть руки. Ты можешь остаться со мной, если хочешь, и тогда я постараюсь обеспечить безопасность нам обоим. Либо… ты можешь уехать, пока все не закончится. Пока не минует опасность, и не ты не захочешь вернуться назад.

— Я тебя люблю. Но оставаясь со мной, ты подвергаешь себя колоссальной опасности. В этом все дело.

— Ты беспокоишься не столько обо мне, сколько об Арике.

— Ты… пожалуйста, не говори так. Ты и сама беспокоишься об Арике. Мы оба за нее волнуемся. Но я ученый. А после того, как Джейсон «отошел от дел», она стала нашей единственной экспериментальной точкой. И свою личность она хочет держать в секрете. А этот Рецепт… все равно что биться о сплошной кусок алмаза. Информация в нем — это что-то нереальное, настоящее безумие.

— Этот Рецепт влияет на твою голову!

— Если бы я мог объяснить то, что мне удалось увидеть, он бы точно так же повлиял и на тебя…

— Ты даже обо мне так не печешься, — возражает Сьюзи.

— Нет! Это неправда!

В этот момент Чэна, как удар током, настигает мысль, что он лжет.

— Митч? — спрашивает Зеф Берд одним ленивым, дождливым днем.

— Зеф.

— Что произойдет, если ты умрешь?

Митч молча размышляет над ее словами, и длится это так долго, что Зеф вынуждена потыкать его пальцем, просто чтобы убедиться, что он не забыл про вопрос.

— Где вы были до того, как мы вас заземлили? — добавляет она.

— Ваш мир трехмерен. Чтобы уместиться в эту оболочку, мне в каком-то смысле пришлось сплющиться. Мое настоящее «я» гораздо больше и сложнее, но я, образно выражаясь, связан по рукам и ногам. Это как конечности, которых я не чувствую. И не могу ими двигать. Поэтому я не могу покинуть свою тюремную камеру. Но вся моя мощь до сих пор существует где-то за пределами этого мира. В тот день у антенны вы зачерпнули ее часть. Есть некая связь. Это… сложно объяснить…

— Тогда что произойдет, если умрет твоя «оболочка»?

— Я и правда не знаю, — отвечает он. — Возможно, это станет лишь незначительной заминкой. Возможно, я снова попаду прямиком в облако, и тогда вы сможете вернуть меня, просто повторив эксперимент с заземлением. Но лично я склоняюсь к тому, что, скорее всего, это меня и правда убьет. Окончательно. Лишившись разумного ядра, моя сила просто угаснет и распадется, как труп. В каком-то смысле… в каком-то смысле я похож на Стивена Хокинга. Я как человек с заболеванием двигательных нейронов. Все, что я могу — это пошевелить парой-тройкой пальцев. Но что произойдет, если я лишусь и этой способности? Все зависит от того, как именно это произойдет. Если повреждения коснутся лишь нервов в моих пальцах, я останусь в живых, но по сути буду абсолютно инертен. Однако в конечном итоге это бы ничем не отличалось от выстрела в голову. А последствия, к которым может привести телесная 3-смерть , мне неизвестны.