Сергей Чебаненко - «Давай полетим к звездам!»

Я покорно вздыхаю:

- Ладно уж... Как мне получить их досье?

- Тебе передаст их Милентьев... Кстати, об этой барышне, Инге Лаукайте. Мы так и не нашли некоторых документов для ее личного дела. В биографии значится, что она - воспитанница детского дома в Риге. Но в архиве детского дома документов на Ингу Лаукайте не обнаружилось.

- Где-нибудь затерялись, наверное, - пожимаю плечами. -Был бы человек, а бумажка - это только бумажка!

- Да? - Карлос озабоченно выпячивает нижнюю губу. - Но ты на всякий случай присмотрись к ней повнимательней. Как последняя контрольная инстанция. Я тоже, конечно, еще посмотрю...

Донилья пару секунд задумчиво глядит на меня и говорит:

- Знаешь, а я все-таки закреплю за тобой парочку “шмелей”. Полетают следом, посмотрят, поохраняют.

- Надеюсь, они будут работать в невидимом режиме? -шутливо скалюсь.

- Ну, я же не сорвиголова! - хохочет Карлос.

- Значит, вы хотите, чтобы я рассказал об устройстве нашей ракеты?

Мы не спеша идем с Василием Павловичем Михеевым вдоль “главного проспекта” предприятия, на котором создавалась большая часть нашей космической техники - от первого спутника и корабля “Восток” до лунного орбитального корабля “Знамя” и могучей ракеты-носителя Н-1 “Ленин”. Слева от нас расположились аккуратные трехэтажные здания конструкторских подразделений, справа - длинные серые, без единого окна корпуса заводских цехов.

Вчера я убил почти весь день, чтобы договориться с Михеевым о встрече. Секретарь в приемной на все звонки холодным и бесстрастным голосом сообщала, что Василий Павлович занят, у него совещание, когда совещание окончится - неизвестно, но после его окончания Михеев сразу же уезжает в министерство. На это ледяное сердце на том конце телефонного провода совершенно не действовали увещевания и объяснения, и я уже совсем было отчаялся добиться встречи с Главным конструктором нашей лунной ракеты.

Выручила меня Инга. Она с полчаса молча наблюдала за жалкими потугами прорвать секретарскую блокаду, сидя на диване в моей гостиной, попивая кофе и уплетая песочное печенье. А потом смилостивилась, сладко, как-то по-кошачьи, -как умеет делать только она, - потянулась и сказала, бросив на меня игривый взгляд:

- Да, Луганцев... Придется тебя выручать. Ты сколько в газете работаешь? Уже три года? И за это время не научился правильному общению с секретарями больших начальников?

- Это не секретарь, - я хмуро кивнул в сторону телефона. - Это какая-то мегера! Блокада!

- Любую секретарскую блокаду можно преодолеть, -наставительно произнесла Инга. - При личном общении хватило бы обычной шоколадки...

- Ну, это я и без тебя знаю, милая моя советчица, -огрызнулся раздраженно. - Но чтобы вручить шоколадку этой бабе-яге, нужно сначала проникнуть на территорию режимного предприятия, на котором она соизволит работать. А чтобы получить пропуск на секретный завод, я должен сначала

договориться с этой мадам о времени посещения ее босса. Замкнутый круг, золотце.

- Замкнутые круги нужно размыкать, - настойчиво гнула Инга. - Знаешь такую пословицу - “Клин клином вышибают”?

- К чему ты клонишь? - недовольно буркнул я. - Мне нужно устроиться на работу секретарем к Михееву, чтобы взять у него интервью?

- Это не обязательно, - повела плечиком Инга и поучающе изрекла:

- Против секретаря большого начальника есть очень эффективное и неоднократно проверенное средство - секретарь еще большего начальства. Ну-ка, продиктуй номер телефона приемной твоего недостижимого Михеева...

Она одним пальчиком набрала шестизначный номер. Несколько секунд шел вызов, пока на том конце сети не сняли телефонную трубку.

- Здравствуйте, - голос Инги зазвучал как-то по особенному звонко и строго. - Вас беспокоят из приемной члена ЦК КПСС Алексея Ивановича Аджубеева. Алексей Иванович просил соединить его с академиком Михеевым.

Пауза длиной несколько секунд. Потом Инга протянула мне телефонную трубку и прошептала:

- Держи, дело сделано.

- Алло, - из динамика доносится хрипловатый басок академика. - Михеев слушает.

- Василий Павлович? - ладонь, судорожно сжимавшая телефонную трубку, вспотела от напряжения. - Моя фамилия Луганцев, я звоню по поручению главного редактора газеты “Советские Известия” товарища Аджубеева.

- Да, да, я знаю, - торопливой скороговоркой сообщил собеседник. - Алексей Иванович уже звонил вчера и просил, чтобы я вас принял. Это по поводу интервью?

- Да, - облегченно выдохнул. Ай да шеф! Сделать за меня такой кусок работы - и молчок! Узнаю его стиль: максимально благоприятствовать подчиненным, но и спрашивать потом строго. - Василий Павлович, я хотел бы встретиться с вами на днях, чтобы поговорить...

- Завтра в десять утра вас устроит? - вопросительно пророкотал академик.

- Устроит, Василий Павлович, - с радостью согласился я. - Куда мне подойти?

- Приезжайте к нам на завод в Подлипки. Дорогу знаете?

- Знаю, Василий Павлович!

- Вот и замечательно, пропуск на ваше имя будет заказан, - он чуть помедлил и продолжил:

- И вот что, товарищ Луганцев... У нас здесь предстартовая запарка. Это значит, что без помех побеседовать в кабинете нам вряд ли позволят. Как вы посмотрите, если мы прогуляемся по территории предприятия и на ходу поговорим обо всех вопросах, которые вас интересуют?

- Отлично, Василий Павлович!

- Тогда давайте ровно в десять встретимся в моей приемной в административном корпусе. Дорогу вам покажут на проходной.

- Инга, - трубка легла на телефонный рычаг, - я у тебя в долгу. Поцелуйчик хочешь?

- Мелковато мыслите, спецкор Луганцев, - Инга весело фыркнула. - Маловато будет!

- Пять поцелуев! - я резко взвинтил предложение.

- ...И совместный культпоход в театр в субботу, - хитро улыбнувшись, закончила Инга.

...На следующий день ровно в десять утра я уже маячил в приемной у Михеева. На удивление, оказался единственным посетителем.

“Непробиваемая” секретарь была дамой в возрасте около сорока. Строгий серый деловой костюм, волосы безупречной “шишечкой” сколоты на затылке, взгляд сосредоточенный. Типичная зубастенькая канцелярская крыска.

Чуть в стороне от письменного стола секретаря, на стене висел большой портрет Юрия Гагарова. Космонавт, одетый в оранжевый скафандр и белый гермошлем с алой надписью “СССР”, улыбался с холста знаменитой, “гагаровской” улыбкой. В правом углу картины шла размашистая подпись Юрия Алексеевича. Четко читалось “Гагар”, а дальше буквы превращались в волнистую линию. Странная подпись. Кажется, обычно Гагаров расписывается иначе.

С детства терпеть не могу никаких тайн. Если есть тайна -я должен ее обязательно раскрыть. За странной подписью Гагарова на портрете была какая-то тайна. Мелкая, малюсенькая, микроскопическая, но она впилась в мое сознание стой же бесцеремонностью, с которой мелкий гвоздик из подошвы ботинка впивается в пятку: вроде бы и не больно, но все время ощущаешь неудобство при ходьбе.