Сергей Чебаненко - «Давай полетим к звездам!»

- Ну, в секретную область углубляться не будем, -поспешно заверил я. - Давайте поговорим о вещах, которым в ближайшее время предстоит стать несекретными. Сергей Павлович, расскажите, как родилась наша лунная пилотируемая программа.

Королевин допил чай, отодвинул в сторону чашку, расслабленно откинулся в кресле и неторопливо принялся рассказывать:

- После запуска первого искусственного спутника всем стало ясно, что уже не за горами полет человека на космическую орбиту. Зимой 1959 года вышло постановление Советского правительства о создании Всесоюзного комитета по космическим исследованиям. Возглавить его на специальном заседании Политбюро ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев предложил мне...

Я скорописью строчил в блокноте, стараясь не упустить ни слова. Королевин говорил хорошо, связно. С небольшими правками могла получиться готовая статья.

- Америка очень нервно восприняла наши космические успехи. Видимо, полет Юрия Алексеевича Гагарова оказался той последней каплей, которая переполнила чашу терпения и сдержанности американской администрации. Всего через полтора месяца после орбитального полета Юрия Гагарова, 25 мая 1961 года, президент США Джон Кеннеди выступил с обращением к стране, в котором заявил о намерении осуществить высадку американского космонавта на лунную поверхность к концу десятилетия. Мы же не собирались “отдавать” Луну американцам. С лета 1961 года и началось практическое создание ракеты, которую потом назовут “Ленин”.

В течение следующего часа Королевин очень обстоятельно и подробно рассказывал мне о предстоящей экспедиции на Луну. Я с усердием пишущего диктант прилежного школьника, почти дословно заносил сказанное им в рабочий блокнот. Говорил Сергей Павлович живо, увлеченно и очень понятно, без технических подробностей, излишних для неподготовленного читателя.

Как рассказал Королевин, лунная ракета “Ленин” состоит из пяти ступеней. Первые три используются для выведения ракетно-космического комплекса “Знамя”-“Лунник” на орбиту вокруг Земли. Четвертая ступень разгоняет его к Луне. Пятая тормозит около Луны и переводит корабль “Лунник” на посадочную траекторию. Космический корабль “Знамя” с Олегом Макариным останется “дежурить” на окололунной орбите, а посадочный корабль “Лунник”, пилотируемый Алексеем Леонтьевым, должен прилуниться. После посадки Леонтьев выйдет на лунную поверхность, установит государственный флаг, возьмет образцы грунта и снова стартует в космос. На орбите он вернется в корабль “Знамя” и вместе с Макариным отправится домой, на Землю.

- Вся лунная экспедиция от момента старта ракеты-носителя с космодрома Байконур и до посадки спускаемого аппарата в северной части Казахстана займет около двух недель, - завершил рассказ Королевин.

- Ну, вот, пожалуй, и все, Сергей Павлович, - я закрыл блокнот. - Материала для первой статьи более чем достаточно. Я не утомил вас расспросами?

Королевин посмотрел на часы:

- Мы беседовали всего около полутора часов. У меня не так часто бывают журналисты, чтобы я очень уж уставал от таких бесед. Тем более, как я слышал, перед вами поставлена задача представить меня и моих коллег-конструкторов общественности... Очень рад знакомству с вами, товарищ Луганцев. Будем работать и в дальнейшем.

- Хотелось бы, Сергей Павлович, - я понял, что пора закругляться и сунул блокнот с ручкой в сумку. - Надеюсь, что мне удастся побывать и на космодроме.

- Ну, с эти проблем не будет, - Королевин взмахнул рукой, поднялся из кресла и вышел из-за стола. - С нашего ведомственного аэродрома на Байконур ежедневно летает самолет. Соберетесь лететь - позвоните в мою приемную, Зинуле. Она для вас забронирует место.

- Спасибо, Сергей Павлович! До свидания!

- До свидания, товарищ Луганцев.

Он крепко пожал мою руку, и я вышел из кабинета.

Зинуля из-за секретарского стола скользнула по мне безразличным взглядом, а мужчина в строгом синем костюме, казалось, дремал на мягком диване и даже не открыл глаз.

Я вышел из административного корпуса и зашагал к воротам.

- скороговоркой пробормотал под нос, нырнув в зеленый коридор. “Вирус мелкого стихоплетства”, как выражается Инга, иногда поражает меня в самые неожиданные моменты.

Мысли все еще вертелись вокруг только что завершившейся беседы. Пожалуй, интервью получилось. Королевин оказался интересным собеседником и очень подробно ответил на все вопросы. Теперь оставалось только расшифровать сделанные скорописью записи, творчески преобразовать их в связный текст, перепечатав начисто на пишущей машинке. Может быть, что-то нужно будет подсократить, расставить кое-какие акценты - и можно отдавать работу на визу Аджубееву.

Мысленно нарисовал портрет Королевина в рабочем кабинете. Так я поступаю всегда после каждого интервью.

Воображаемая “картинка” очень помогает писать: словно снова видишь перед собой собеседника, можешь всегда выделить какую-то черту его характера, подчеркнуть что-то из внешности, обратить внимание на любой предмет в окружающем пространстве.

Королевин - очень целеустремленный и властный человек. Настоящий лидер. Умный, знающий, требовательный. И вместе с тем - романтик и мечтатель. Редкое сочетание душевных качеств.

Но одновременно он и очень прост в общении. Нет величия, зазнайства, самолюбования. Простой Генеральный директор. И речь у него простая... Слово “первый” произносит очень смешно, вставляя между слогами мягкий знак -“перьвый”.

Кабинет у него без изысков и помпезности. Простой рабочий кабинет простого Генерального директора. Самый обычный письменный стол, шкафы с книгами, лампа “медуза” на ножке.

Что еще? Значок на лацкане пиджака с изображением улыбающегося Гагарова в скафандре. Странный, кстати, значок... Подпись под изображением какая-то необычная. Гагаров расписывается очень четко и ясно, без всяких завитушек, петель и прочей стильной ерунды. Буквы “О” и “В” в конце его подписи всегда имели законченное начертание и читались очень легко.

А подпись на значке, который носил Королевин, была совершенно иной. После буквы “Р” не было букв “О” и “В”, а шла какая-то короткая волнистая линия, которая заканчивалась отдельной острой черточкой.

“Наверное, так, - с волнистой линией в “хвостике”, -Юрий Гагаров расписывался раньше, - решил я. - А потом стал подписываться с четким начертанием всех букв в фамилии”.

Карлос Донилья невысокого роста, полноват и рыхл. Короткие темные волосы с уже обозначившейся сединой на висках аккуратно причесаны на косой пробор, но даже тщательно выполненная прическа не в силах скрыть их кучерявости и непокорности. Черные, демонически поблескивающие глаза смотрят на меня внимательно и пытливо. Вокруг глаз заметна паутинка мелких морщинок. Минувшим летом Карлос отпраздновал сорокапятилетие. По местному времени, конечно.