Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Как вы догадываетесь, я — лесовод. Это моя профессия, увлечение и страсть. Земные мои годы проходят в вечной борьбе (силы света и силы тьмы!) с лесогубителями, лесозаготовителями. Четыре раза в год, перед началом каждого квартала, приезжают они ко мне с картами, где крест накрест перечеркнуты гектары — гектары — гектары, предназначенные для рубки. И каждый раз я спрашиваю, когда же они оставят мои леса в покое. Рубят и рубят, прореживают и сводят; о дебрях и непролазных чащах мы читаем только в романах. Своими же глазами видим парки, рощи и рощицы, или скудные ряды лесопосадок. Тайгу — в заповедниках исключительно.

— Когда вы оставите леса в покое? — добиваюсь я.

А мне в ответ:

— Население Земного шара растет на полтора процента ежегодно. Мы — хозяйственники — должны обеспечить полуторапроцентный прирост зерна, мяса и древесины тоже, не только для мебели, поделок всяческих, но и для бумаги, чтобы вам — романтикам — было на чем печатать вдохновенные поэмы о кущах, рощах и непролазных чащах.

Я возражаю всякий раз:

— Полтора процента плюс полтора… по формуле сложных процентов получается удвоение меньше, чем за полвека. Удвоение, потом учетверение. Природа не выдерживает геометрической прогрессии. Надо срочно придумывать замену.

— Вот и придумывайте, романтики, вместо того, чтобы воспевать!

Ездил я, ездил и к синтетикам, ездил и к генетикам… Пришлось, однако, прервать хлопоты потому, что и космос я откладывать не мог никак.

Не мог откладывать по возрасту. В последний раз пустили меня в космос — в самый последний.

Доктор долго морщился и вздыхал, рассматривая мои кардиограммы, рентгенограммы, генограммы, всякую такую грамматику, ласково похлопывал по плечу и по коленке, а я честил медицину за то, что она лечит-подлечивает, но молодость продлить все равно не умеет. Только развернешься, только опыт наберешь, тут же тебя и провожают на заслуженный, так сказать, отдых.

— Друг мой дорогой, — говорил доктор. — Умный человек не просит невозможного. Старость — закон природы, наше дело ее облегчить, сделать здоровой, работоспособной.

— Даже если старость и закон природы, — возражал я, — старость в шестьдесят вовсе не закон. Попугаи живут и до ста лет, дубы — сотни, а секвойи — четыре тысячи. И не доказано, что они при этом стареют. Растут и растут. С другой стороны и поденки не знают старости. Один денек пляшут, отложат яички и умирают.

— Голубчик, но люди не поденки же. — И доктор заглядывал мне в глаза с неуверенной улыбкой, полагая, что я шучу, сам понимаю, что вздор несу. — Впрочем, голубчик, я не специалист по старению. Пойдите к геронтологам, они вам все объяснят.

Не пошел я к геронтологам, не пошел к иммунологам и зоологам, не пошел к генным инженерам, отложил хождение на два года потому, что в космос меня пустили пока что. Когда не пустят окончательно, буду земными проблемами заниматься.

И еще одно дело отложил я — семейное.

Большую часть жизни провел я в экспедициях, ночуя в палатках, в лучшем случае в каютах кораблей. Морских и космических. Привык к экономной тесноте: норма — 3 кубических метра на человека; гость стоит на пороге; койка, столик, на стене циферблаты. Поэтому очень ценю я неторопливые беседы в просторной городской комнате, за столом покрытым белой скатертью. Ценю домашние пирожки и салаты в салатницах, никаких тебе консервов и паштетов из тюбиков. Люблю, чтобы меня слушали милые женщины в нарядных платьях, а не только бесполые существа в комбинезонах. И желательно, чтобы мне внимали сочуствующие: жена или дочь-егоза.

— Папка, да как ты выдержал? Да я бы померла от страха.

Преувеличивает. Не померла бы. Никого она не боится. Меня тоже.

И в доме установлена традиция: вечер перед отъездом и вечер после возвращения — торжественные семейные праздники. Семейные — без посторонних. Я делаю доклад о планах, я делаю отчет об итогах. Жена время от времени перебивает, спрашивая, не подложить ли что-нибудь на тарелку (подозреваю, что доклады она пропускает мимо ушей), а дочка ахает:

— Да я бы померла от страха!

Она-то впитывает мой рассказ, слушает с блестящими глазами, а пальцы у нее шевелятся, мнут хлебный мякиш. Скульптор моя быстроглазая. У нас все полки и столики заставлены ее работами: целые серии пляшущих фигурок из дерева, папье-маше, бронзы, фарфора. Все, что она видит, хочется ей тут же вылепить. И все, что я рассказываю, тоже хочется вылепить. Пальцы у нее никогда не отдыхают. Даже когда нет материала, подходящего или неподходящего, формирует что-то из воздуха. Музыканты так наигрывают на солее мелодии, которые звучат у них в голове. Берут аккорды на скатерти. Музыку слышат в воображении.

В общем хорошая девочка, моя единственная. Но вот обеспокоила она меня перед отлетом.

Как раз рассказывал я о будущей экспедиции в окрестности невыразительного солнца 211179, говорил, что на первой планете разумной жизни быть не может; четыре года зима, четыре месяца теплых, не успеет развернуться разум. В эту минуту раздался звонок, и появился гость… черт бы его побрал, не мог выбрать другой вечер.

Не очень молодой, но очень чинный молодой человек, с галстуком, запонками на манжетах и прямым пробором от лба до макушки; терпеть не могу прямых проборов. Пригласили его к столу, не прогонять же, а когда он сел, семейство мое будто подменили. Жена перестала не слушая мне, сочувствовать, начала вместо того подвигать блюда, громко перечисляя ингредиенты салатов. Дочь-егоза, болтливая вострушка, прекратила мять воздух пальцами, потупила глаза и начала вытирать тарелки. Попробуй заставь ее заниматься хозяйством в другое время. Гость же начал, нисколько не интересуясь моей экспедицией, разглагольствовать о смысле жизни и науки. По его мнению, у каждого человека должна быть конкретная цель в жизни, желательно — крупная цель. У него самого есть таковая: он собирается стать видным ученым. Для этого надо занять заметную должность в ведущем институте, заслужив ее тремя диссертабельными диссертациями. Первая уже подготовлена. Материал собран, минимум сдан. Ищется тема для второй, желательно новая, а вместе с тем и не слишком новая, чтобы не вызвать раздражения и удивления.

Впрочем, все свои соображения он не успел изложить. Продуманно подготовившись и к сегодняшнему вечеру, он приобрел два билета на хорошие места в синтетический театр. Девочка моя — художественная натура, вечно опаздывающая повсюду, была одета через две минуты. О моем отъезде она забыла тут же.

— Что за тип? — спросил я, когда мы остались с женой вдвоем. — Неужели наша дочь находит его интересным?

— А чем плох? — возразила жена. — Основательный человек, и намерения у него серьезные.