Вадим Смольский - Звёздный капитан

— И тем не менее, уверен, он может мне пригодиться, — я попытался урезонить коммодора.

Карамзин скорчил рожу и отвлёкся на что-то, похоже с кем-то разговаривал. Наконец, не сильно горя желанием, он сказал:

— Ладно, помогу чем смогу. Если приказ не пришлют до отправления — тащи его так, на месте разберёмся.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я.

— Думаю, мне ещё предстоит об этом пожалеть, — ответил Ярослав и сделал хитрое выражение лица. — Кстати, одна синеволосая особа просила вам передать, что она рада, что с вами всё в порядке. Доброго дня, Генри.

Коммодор отключился. Я же откинулся на спинку кресла, серьёзно задумавшись. Мысли о Джанет причиняли ощутимую боль, поэтому мой мозг старательно их избегал.

Чем больше я о ней думал, тем сильнее понимал, что, не смотря на проведенную вместе неделю и близость, не знал о Джанет ровным счётом ничего. Только имя и то, что она с Земли. Даже фамилии и той мне ни разу не довелось услышать.

Это, кстати, было одной из самых главных зацепок. В Содружестве не так много аристократических семейств, чьи фамилии были бы на слуху: Османовы, Берштайны, Джонг — самые известные из них. Учитывая родину Джанет, логично было бы предположить, что она принадлежит к одной из этих семей. Но от чего прятаться девушке с таким-то происхождением?

***

Утро моего предпоследнего дня на Эдеме началось с подозрительного шороха и несвязных ругательств, доносившихся из соседней комнаты. Неторопливо одевшись, я проверил почту, где меня уже ожидало извещение о том, что нужно зайти в адмиралтейство. Лишь после этого я отправился радовать Николаса новостями.

— Чего? Ты это сейчас серьёзно? — спросил он, услышав моё предложение вернуться к службе.

— Более чем, — заверил его я.

— Вик, я уже наслужился. Хватило с запасом!

— Не ты ли мне ныл позавчера, что не можешь найти себя? — пришлось напомнить мне.

— Я правда это говорил? — усомнился Ник. — Должно быть я сильнооо перебрал с алкоголем.

Несмотря на показуху, Николас определённо колебался. Как бы он не отнекивался, служба ему нравилась. Да, были свои неприятные моменты. Да, с Карамзиным они не ладили, зато вся остальная команда была от него просто без ума.

— Перебрал или нет, в этом ты видишь своё будущее? — я обвёл рукой комнату с серыми стенами и старой мебелью, в которой он жил. — Спиться в одиночестве, в пустой квартире, так и не найдя себя?

Мои слова его задели. Ничего не говоря, с разгневанным лицом, Ник отправился в ванную. Выждав немного, я постучался и не особо рассчитывая на то, что дверь откроется, сообщил:

— Мне надо в адмиралтейство за твоими документами, вернусь через пару часов! Если придёт Фаррел, пускай дождётся меня!

Единственной реакцией на это стал шум крана. Махнув рукой, я засобирался в путь — время поджимало.

За дни своего пребывания на планете мне довелось убедиться, что её название полностью соответствует сути. Эдем — это одна из немногих планет, изначально пригодная для человека. Никакого терраформирования, никаких огромных станций для защиты от солнечной радиации, мягкий климат — чем не рай?

Тем не менее сегодня меня встретило серое, склонное к дождливости небо и прохладный ветер. Таксист, которого я выловил, поведал, что виною всему грядущая зима, обещающая быть холодной. От квартиры Ника до адмиралтейства было рукой подать, и в иное время я бы, не сомневаясь, предпочёл идти пешком, а не сидеть в затхлом салоне, но времена были такими, что эта прогулка могла закончиться самым непредвиденным образом. Меня ничуть не радовала перспектива провести весь день, пытаясь выбраться с одной из многочисленных манифестаций или митинга.

В адмиралтействе всё так же царил хаос, правда теперь чуть более спокойный — кто-то нагнал в здание солдат, поэтому число праздно шатающихся сильно уменьшилось. Документы Николаса мне удалось забрать практически без боя, лишь выслушав унылую речь о том, что его возвращают в ряды действующей армии исключительно под мою ответственность.

Выходя из адмиралтейства, я услышал шум колокола, доносившийся из скверика неподалёку. Источником звука было миниатюрное военное кладбище, точнее мемориал погибшим.

Это было достаточно типовое сооружение: полумесяц, на внешней стороне которого традиционно располагался барельеф «История человечества», изображавший все этапы развития нашей цивилизации, начиная с Древнего Египта до, примерно, текущего момента. Внутреннюю же сторону занимал бесконечный список погибших на войнах выходцев с Эдема. Миллионы фамилий, где каждая выделена алым росчерком, а откуда-то снизу раздавался гул голосов — так называемый «шум мертвецов». Что ни говори, атмосфера у этого места была предельно тяжёлой.

Происходящий в городе бардак не миновал и кладбище. Мемориал был обильно изрисован. Досталось даже информационным дронам, у которых можно было узнать судьбу более конкретного человека или корабля. Бедные летающие мониторы разрисовали в розовые и голубые тона. Не забыли и про символ мира на каждой прямоугольной поверхности.

У одного из таких я заметил уже немолодую женщину в траурной одежде и с маской печали на лице. Удивительно, но она была мне знакома. Я уже не вспомню при каких обстоятельствах Доннавал показывал мне фотографию своей матери, но её лицо мне запомнилось.

Моя рука рефлекторно потянулась к внутреннему карману, где я носил перстень своего погибшего адъютанта. Мысленно я выругался — карманы были пусты: накануне, приводя форму в порядок, мне пришлось всё из них достать.

Ругая себя на чём свет стоит, я медленно подошёл к женщине и аккуратно привлёк её внимание:

— Простите, вы миссис Доннавал? — женщина подняла на меня глаза. — Я — Генри Чейдвик. Ваш сын служил под моим началом…

Женщина без какого-либо интереса смотрела на меня, словно чего-то ждала. Это привело меня в растерянность.

— Ваш сын, он… он герой, — получалось довольно топорно, но, что нужно было говорить в такой ситуации, я не знал. — Благодаря ему спаслись почти сорок человек!

Вновь никакой реакции. Неожиданно женщина поникла и со слезами в глазах очень тихо сказала:

— Мне не нужны герои, мне нужна моя семья.

Она сделала шаг в сторону, открывая мне экран информационного дрона. Пять одинаковых фамилий: муж, брат и три сына — все погибли.

Я застыл словно молнией поражённый. К такому невозможно привыкнуть. Это гораздо глубже, чем совесть или сострадание, это зашито в саму суть человечности: родители не должны хоронить своих детей.

— У… меня… осталось кольцо, — мой голос дрожал, а слова приходилось произносить с нажимом, иначе бы я просто беззвучно открывал рот.

— Оставьте себе. Мне некому его отдать, — качнув головой, ответила миссис Доннавал, а затем развернулась и неторопливо пошла прочь.