Вадим Смольский - Звёздный капитан

― Делай, как выходит, ― оглядываясь, сказал я.

На нашей горе становилось неуютно: наёмники подходили всё ближе, и плотность огня усиливалась. Митт, продолжая игнорировать мои команды, стоял на первой линии, поливая противников выстрелами. Скафандр пока спасал его, но было вопросом времени, когда в него полетит что-то покрупнее пуль.

― Мичман Митт! ― мой голос просто дрожал от злости. ― Немедленно уйдите с передовой!

Он, наконец, меня услышал и, неуклюже повернувшись, собрался возвращаться, но именно в этот момент наёмники, наконец, подтянули что-то способное пробить броню. Ракету заметил не только я, но и сам мичман. Действуя, скорее, инстинктивно, нежели разумно он попытался схватить её рукой и, клянусь, ему это удалось. Последовал взрыв. Место, где находился его скафандр заволокло пылью, полностью лишая возможности увидеть, что произошло.

― Митт! Митт!!! ― вызывал я по связи, но ответа не было.

Ещё с парой человек мы бросились вперёд, бешено и абсолютно безрезультатно паля во все стороны. Скафандр был раскурочен и выведен из строя, но мичман все ещё оставался живым, хотя досталось ему очень сильно: он лишился руки, а в боку зияла огромнейшая, очень опасная рана.

Каким-то чудом нам удалось вытянуть Митта из остова скафандра и дотащить до укрытия так, чтобы больше никто не пострадал, а сам мичман, несмотря на раны, остался при этом жив.

Из-за пыли бой слегка поутих, сведясь к вялой перестрелке ― чувствовалась недостаточная экипированность нашего противника. Пользуясь этим, я и ещё один матрос принялись обрабатывать раны мичмана. Где-то в середине этого процесса виновник суеты пришёл в себя, тихо прошептав:

― Кэп? Я не чувствую ног…

― Странно, ведь у тебя нет руки, и судя по всему, мозгов! ― раздражённо буркнул я. ― Зачем вперёд полез?

Тяжело дыша, Митт ответил:

― Потому что… х-х-х… не хотел подставлять… остальных.

Это было настолько глупо, что мне не удалось сдержаться:

― Идиот! ― раздался мой крик.

― Да, идея была… х-х-х… так себе.

― Капитан, ― раздался голос Лютцева, ― капсулы с роботами вот-вот прибудут. На перехват выдвинулась авиация противника. Идут очень высоко, так что это наша забота.

― Отлично, ― искренне сказал я, ― значит, часть уничтожим заранее.

― К слову, противник активно пытается подавить связь, ― заметил лейтенант, ― не подпускайте их ближе к позициям, чем сейчас, иначе…

Лучшей демонстрации, почему не стоило подпускать наёмников ближе и быть не могло. К счастью, связь быстро восстановилась, и я сказал:

― Понял вас, постараемся.

Оставив Митта на попечение матроса, я отправился на передовую — себя показать да и обстановку оценить. Ситуация была тяжёлой, но пока контролируемой: наёмники продолжали концентрировать силы. Предположу, что они рассчитывали не просто взять нас штурмом, но и подгадать момент так, чтобы сбить заодно и транспорт — иначе говоря, собирались ловить сразу двух зайцев. Одновременно уничтожить и десантную группу, и армию вторжения. Такая самоуверенность в собственных силах играла против них самих.

― Авиация противника, высланная на перехват, уничтожена. Минута до прибытия капсул… ― сообщил ИИ и в туже секунду, тараторя, добавил, ― проблема: из-за помех я могу высадить подкрепление или на голову вам или противникам.

Перспектива своеобразной «орбитальной бомбардировки» собственной позиции мне не понравилась, поэтому пришлось выбирать наименее плохой вариант. Пользы, конечно, от такого подкрепления было бы немного, но лучше, чем совсем ничего. Проследив за их падением, я покинул передовую и отправился проведать, пока это было возможно, Митта.

Мичман был совсем плох ― слишком много потерял крови, а оказать ему достаточную помощь в полевых условиях мы не могли. Он был бледен, тяжело дышал и при этом оставался, что хуже всего, в сознании.

― Кэп, ― слегка поворачивая голову в мою сторону, сказал Митт, ― как всё идёт?

― Нормально, ― соврал я, стараясь не смотреть ему в глаза.

Мы лишись сначала одного подкрепления, затем другого, потеряли тяжёлый скафандр даже до начала основного боя, и вдобавок опытный полевой командир находился при смерти ― фактически всё было очень плохо, но мичману знать это было необязательно.

― Значит, не зря, ― отстранённо и явно довольно сказал Митт. ― А то бывает…

Он остановился перевести дыхание, а я вежливо стоял в стороне, разглядывая низину, где шла вялая перестрелка. Мне не хотелось на него смотреть, даже когда пауза откровенно затянулась и запищали приборы, контролирующие жизненные показатели. Всегда тяжело осознавать, что кто-то умер из-за тебя.

Митт не был мне ничем обязан, он не должен был лететь вперёд, стремясь собой прикрыть остальных, и тем не менее именно так и сделал. Желал ли он выслужиться, просто помочь или жаждал смерти — никто уже не узнает.

***

Когда до прибытия транспорта оставалось двенадцать минут — на связь вышла Сюзан Герон. Женщина была спокойна и даже странно равнодушна, выслушивая меня.

― … когда вы прибудете? ― спросил я в заключении.

― Никогда, ― холодно ответила она. ― Вы снюхались с этим выскочкой Османовым, сдружились с сектантами, купили у них армию и теперь рассчитываете, что вам кто-то будет помогать? Вы знаете, скольких друзей я потеряла на Сарагосе? Хороших людей, которых перемолотили эти роботы? ― её голос оставался холодным, как сталь. ― Я помню ― вы помогли мне, и поэтому воевать против вас ни я, ни мои люди не будут. Желать удачи и тем более победы не стану ― лучше бы вам, Чейдвик, умереть на этом холме героем, чем продолжать жить, как негодяй.

Не дожидаясь моей реакции, она отключилась. Это, вкупе с остальным, настолько выбило меня из колеи, что дальнейшие события я помню какими-то отрывками: транспорт шёл на посадку, выйдя из радиуса прикрытия Своенравного, наёмники подняли в воздух всё, что у них было и перешли в полномасштабную атаку.

Очень быстро наш закуток превратился в форменный ад. Мы стреляли, меняли укрытия, снова стреляли. Всё вокруг было в дыму, то и дело что-то взрывалось, падало, кто-то стонал. Нас теснили, убивали и планомерно прижимали спиной к обрыву.

К тому моменту, когда нашу команду окончательно зажали в угол, а ПВО уничтожили, из сорока двух человек бой продолжали только десять, включая меня. Мы давно уже потеряли счёт времени и контроль над полем боя. Связи не то что с фрегатом, но и между нами не было. Мы даже не знали, есть ли смысл продолжать сражаться. Просто делали это, не особо рассчитывая на пощаду и не желая сдаваться.

Я сидел за каким-то камнем и переводил дыхание, попутно пытаясь понять, почему не стреляет моя винтовка. Так и не найдя причин этого, аккуратно выглянул из-за камня. Удивительно, но никто не стрелял. Стояла какая-то странная, давящая тишина.