Джеймс Кори - Гнев Тиамат

– Понимаю вашу озабоченность, – ответил Трехо, приподняв ладонь в жесте, должно быть, означавшем: «Прошу вас, перестаньте ныть».

– Прежде всего, сепаратисты видели действия «Бури» против своего флота. И знают, на что она была способна. А мы видели, как они уничтожили этот неубиваемый корабль. То есть мы не знаем, на что еще способны они.

– Сведения из Сол указывают, что они истратили весь отправленный нами для перезарядки запас антиматерии, – вставил Кортасар.

– А все остальное на месте, – кивнул Трехо. – Все наличные запасы изолированы на строительных платформах или были отправлены в другие системы на кораблях-бомбах. После потери «Тайфуна» существует вероятность, что они присвоены врагом, но нам о пропажах ничего не известно.

– Допустим, дело не в этом, – сказал Илич. – Тогда что же у них в рукаве, если они готовы бросить три сотни?..

– Четыре, – поправил Трехо. – Подходят все новые.

– Бросить на нас четыре сотни кораблей. Если их не одолела вдруг тяга к самоубийству, приходится допустить, что они что-то знают.

Элви согласилась бы с Иличем, если бы не его тон. Понимала она и спокойствие Трехо. После чудес от чужаков и политических интриг милая простая перестрелка была для него возвращением в зону комфорта. Но не для нее.

– Об этом предоставьте беспокоиться мне, – бросил Трехо. – Я уже связался с адмиралом Гуярат. «Вихрь» еще не в стопроцентной готовности, но в пределах системы она может его задействовать. А я и так не собирался отправлять последний «Магнетар» за врата. Тут мы готовы. А вот к чему не готовы, это к молчанию верховного консула.

– Да, покажется странным, – признал Кортасар.

– Идея, что он возглавляет секретную группу по изучению силы, убившей Медину, правдоподобна, – сказал Трехо. – И даже вдохновляет. Но в молчание перед лицом вторжения не поверят. Здесь нам не обойтись без его лица. Без вариантов.

– Не знаю, что тут можно сделать, – вмешалась Элви. – У него не было просветлений, с тех пор как…

– Справимся, – сказал Трехо. – Я понимаю, что это не ваш уровень, но вовлекать в дело средства массовой информации считаю нежелательным. Возьмем сканы и записи голоса верховного консула и генерируем из них обращение к врагу и империи. Вы ведь работали с анимацией изображений?

– С образцами животных, – уточнила Элви. – Не совсем то.

– Это возможно, – сказал Илич.

– Хорошо. – Трехо встал. Элви уже решила, что совещанию конец, и двинулась к двери, когда услышала: – Доктор Окойе, это дело не будет ждать. Займемся им сейчас же.

Аппаратура для сканирования была не слишком громоздкой, но в комнате Дуарте сразу стало тесно. Келли облачил верховного консула в официальный мундир и усадил в кресло. Насколько понимала Элви, съемки мундира вместе с человеком упрощали создание фальшивки.

– Следы монтажа останутся, – сказал Кортасар. – Их всегда можно обнаружить.

– У нас хорошая анимационная программа, – успокоил Трехо, вставляя в патрон палочку осветителя.

– Такие есть не только у нас, – сказал Кортасар. – Я не возражаю. Просто будьте готовы дискредитировать тех, кто распознает фальшивку.

– Уже готовимся, – ответил Трехо, выпрямляясь.

Осветитель менял спектры, подстраиваясь к особенностям кожи и волос Дуарте. Тот исхудал за прошедшее время. Глаза и сейчас казались осмысленными, если не присматриваться, но щеки запали, подчеркнув скулы. Элви почудилось, что из-под кожи просвечивает череп, – а прежде такой мысли у нее не возникало. Келли причесал ему волосы, постаравшись уложить так, как всегда укладывал перед выступлениями и обращениями. Только вот Дуарте не сидел смирно. Его худые, сероватые, будто присыпанные пылью руки пребывали в постоянном движении. И глаза непрерывно двигались, как будто следили за полетом невидимой другим бабочки.

– Нельзя ли его на минуту остановить? – спросил Трехо.

– Он иногда замирает, – объяснил Келли. – Возбуждается, когда кругом люди. Дайте ему время успокоиться.

Трехо что-то буркнул, но возражать не стал. Элви вместе с другими ждала, разглядывая человека, который совсем недавно был божественным королем галактической империи. Теперь она видела лишь развалины. Она не забыла, как при первой встрече ощутила силу его личности. Присутствие чего-то жизнеспособного и непреодолимого. Что-то в очертаниях его нижней челюсти напомнило ей о Терезе. Легко забывалось, что они тоже люди. Отец и дочь. Такие же сложные, трудные отношения, какие правили людьми со времен, когда те обрели дар речи. А может быть, и раньше.

Элви, не слишком понимая, зачем это делает, шагнула вперед и взяла руку Дуарте. Он воспринял прикосновение как приятный сюрприз. Она встала на колени, ласково улыбнулась, и его взгляд, выплыв из темных вод, где он теперь обитал, нашел ее.

– Нам просто надо вас заснять, сэр, – сказала она. – Это не больно.

Он ответил улыбкой, ласковой и полной невыразимой любви. Нежно пожал ей пальцы и выпустил руку. Элви отступила, уходя из освещенного круга и из радиуса сканирования. Дуарте обвел комнату взглядом доброго короля в его смертный час и остановил его на Кортасаре.

– Хорошо, – сказал Трехо. – Давайте заканчивать, пока…

Дуарте встал, склонил голову движением вспоминающего что-то полузабытое человека. И сделал шаг от кресла. Илич тихо зашипел от досады.

– Так, – сказал Трехо. – Это ничего. Усадите его на место и попробуем заново.

Дуарте остановился перед Кортасаром. С момента срыва Элви ни разу не видела его таким сосредоточенным. Кортасар принужденно улыбнулся и склонил голову. У Дуарте задвигалась челюсть, он открывал и закрывал рот, но произнести сумел лишь слабое «о». Он несильно шевельнул руками, как если бы разгонял дым, и грудь Кортасара вывернулась из спины. Все произошло так медленно и мягко, что Элви не поняла, что видит. Не сразу поняла.

Как будто образ Кортасара был проекцией на тумане, а теперь туман сдуло ветром. Ничто ворвалось ему в грудь, в лицо. А позади выплывали в воздух красные и розовые спирали, серые и белые разводы: словно в воде расходились капли чернил. Комната наполнилась запахом ржавчины. Запахом крови. Кортасар сел на пол, подогнув под себя ноги, а потом с долгим влажным выдохом завалился набок. У него не было левой половины головы от челюсти до макушки. Сердце еще пыталось биться в открытом амфитеатре ребер, но человека не стало.

Они замерли в молчании. Дуарте поднял взгляд: увидел что-то, вызвавшее на его губах детскую улыбку – словно младенец заметил стрекозу и бессмысленно потянулся к ней. Трехо поставил сканер на кровать, развернулся и молча вышел из комнаты, увлекая за собой Элви. Илич тоже вышел, и за ним Келли, плотно закрывший за собой дверь. Все были бледны. Здание содрогалось под ногами в такт сердцебиению Элви. Она с трудом дышала.