Джеймс Кори - Гнев Тиамат

«Это уже случалось, – думала она. – Ты это уже испытала. Не отвлекайся. Не распускайся». Облачко, составлявшее ее руку, вибрации в пустоте, скользнуло к облачку-скобе и ударилось об нее. Поля энергетических межатомных связей, взаимодействуя с атомами переборки, завели танец давлений, от которого к ее плечу разошелся сигнал такой сложности, что отследить его не удавалось. Она сознавала, что ощущает его, но так многое происходило одновременно, что трудно было удержать ощущение в уме.

Элви обнаружила, что ставший парообразным корабль позволяет видеть облачка других кораблей вокруг него. Медина посреди их скопления была огромной, но бесплотной грозовой тучей.

Что-то двигалось между этими облаками – темное и тонкое, как танцор, проскальзывающий между каплями дождя. И еще что-то. И еще. Они были повсюду, пронизали газ, жидкость, твердую материю, разбрасывали своим движением облака. Они казались плотными. Реальными в том смысле, в каком не были реальными облачка материи. Ничего более реального она еще не видела. Щупальца тьмы, никогда не знавшей света. Это не могло знать света. «Ты уже видела такое отсутствие света. Темноту, похожую на глаз гневного бога… Ты об этом кому-то рассказывала».

Одно вытягивалось и свивалось слева от нее, если «слева» еще что-то значило. Оно изгибалось вопросительным знаком, и порядок атомов и вибраций изгибался вокруг и внутри него. Это было так прекрасно и изящно, что трудно отвести взгляд. Облака смешивались, свивались вслед за ним, цвета выглядели такими чистыми, словно в них не было ничего, кроме цвета. Невозможно распознать в них кровь.

Она такое уже испытала. В первый раз оно ее ошеломило. Ошеломляло и сейчас, но Элви, по крайней мере, знала, что это. И смогла сохранить разум. Хотя бы на миг.

« Ты молодчина, детка. Отлично справляешься. Ты сможешь. Еще совсем немного. Только сделай… »

Она попробовала вспомнить, что такое ее горло. Попыталась представить, какие точки материи и пустоты прежде испускали слова. И сейчас могли. Они составляли ее тело, воздух, которым она дышала. Она старалась свести все это воедино и продержаться на длину вопля:

– Аварийная эвакуация! Авторизация майора Окойе, дельта восемь.

Щупальце тьмы рванулось к ней…

И отпало. Все они скользнули прочь, опадая черными снежными хлопьями, проваливаясь сквозь облако вибраций, составлявших палубу. Все смешалось, формы складывались друг в друга. Сумей Элви расфокусировать зрение, могла бы кое-как опознать их. Тело Джен, покатившееся, когда толчок маневровых превратил палубу в крутой склон. Чья-то рука от пальцев до локтя и даже несколько сантиметров сверх того. Свечение главного дисплея, слишком сильное само по себе, чтобы передавать смыслы за пределами простой элегантности схваченных воздухом фотонов. Она сознавала собственную боль как шум далекого водопада. Она упала сквозь нее в некое подобие сна.

А миг спустя вернулась. Тяга – треть g или пять g – потянула ее вниз. При попытке встать кровь приклеила ей щеку к палубе. В воздухе стояла вонь, слишком сложная, чтобы разобраться в ее составляющих. Звенели тревожные сигналы, гудки перекликались в бессмысленной какофонии. Все отказало разом. Элви силой подняла себя на ноги.

Рубка стала сценой из ночного кошмара. Целых кусков переборок, палуб, оборудования как не бывало. Словно нагрянул художник с ластиком и постирал наугад части картины. Вместе с людьми.

Сагали оставался на своем посту, просто у него выхватили куски из очертаний головы и плеча. Джен неподвижной грудой лежала там, где палуба сходилась со стеной, залитая кровью, возможно, собственной. Рука Травона лежала рядом с его постом, но на месте амортизатора осталась округлая дыра на следующую палубу и еще палубой ниже. Элви словно рассматривала коралловый риф, составленный из ее корабля, ее друзей и…

– Фаиз! – вскрикнула она. – Фаиз!

– Здесь, – прозвучал голос сзади. – Я здесь. В порядке.

От его амортизатора осталось две трети. Жидкость выливалась из резервуаров, стекала вниз, исчезала.

– Я в порядке, – повторил он.

– У тебя ступни нет, – сказала она.

– Знаю. Но я в порядке, – произнес он и закрыл глаза.

Элви добралась до панели, выглядевшей почти целой. Идти было трудно, и она поняла отчего, когда, опустив глаза, увидела, что в ее бедре недостает куска величиной с теннисный мяч. И только увидев, почувствовала боль.

Корабль меньшего размера был бы уже сто раз убит, но «Сокол» оказался из крепких. Он поспешно заращивал продырявленную в сотне мест обшивку, сохраняя воздух внутри. Реактор выбросил ошибку и проводил аварийную коррекцию, прокручивая отчет с такой скоростью, что Элви не могла уследить. Она вывела на экран данные с сенсоров, и перед ней возникли звезды. Корабль находился вне медленной зоны. Вне пространства колец. Система опознала небо Лаконии. Элви заставила корабль обернуться на уходившие за корму врата. Все выглядело спокойно. Как ни в чем не бывало. Ощутив, как в горле булькает хохот, она попыталась его сдержать, понимая, что, если начнет, вряд ли сумеет остановиться.

Включая канал открытого вещания, она молилась, чтобы остатков «Сокола» хватило послать сигнал. Система отозвалась не сразу, и у Элви замерло сердце. А потом передатчик ожил.

– Спасибо тебе, – сказал она кораблю. – О, спасибо, спасибо, спасибо.

Она собралась с силами, гадая, сколько потеряла крови. И сколько ее осталось.

– Всем кораблям в пределах слышимости. Говорит майор Окойе из научного директората Лаконии. Нуждаюсь в немедленной помощи. У нас большие потери…

– Я никогда не видела, чтобы кто-то так сердился. – Тереза рассказывала о «маленьком чудовище» Син и ее матери. – То есть я, конечно, иногда злилась, но тут другое. Эта девочка…

– Серьезно? Таких сердитых, как ты, я мало видал, Кроха, – отозвался Тимоти.

Его пищевой процессор был разложен на одеяле – каждая деталь на своем месте, словно схему просто вывернули наизнанку. В корпусе остались только встроенные контакты силовых линий. Сейчас Тимоти перебирал детали, каждую очищал и протирал до блеска. Проверял на признаки износа. Тереза сидела на его койке, прислонившись к стене пещеры и подтянув колени, а Ондатра мирно похрапывала рядом. Ремонтный дрон притаился на краю темноты, в его выпученных черных глазках мерещилась обида: почему Тимоти не оставил ремонта ему.

– Я не сердитая, – сказала Тереза. И, поразмыслив, поправилась: – Я за собой не замечаю, чтобы сердилась.

Тимоти перебросил ей защитные темные очки и показал, чтобы надела. Она надела и прикрыла рукой глаза Ондатре, чтобы ее не ослепило. Через несколько секунд в глазах зелеными звездочками взорвались искры. Терезе нравился едкий металлический дым сварки.