Джеймс Кори - Гнев Тиамат

– Что здесь творится? – тихо спросил он. – Что происходит у меня перед глазами?

Он не заботился, подслушают ли его. Вне общего контекста мыслей вопрос ничего не значил.

Он видел опустошенную Терезу. Гудящее потаенной тревогой здание государственного совета. Кортасара – полновластного, самовлюбленного, одержимого протомолекулой Кортасара – в тайном ликовании. Новый удар по сознанию и выпадение времени, по меньшей мере здесь, в системе Лаконии, а может быть, и не только. Возвращение Элви Окойе, использованное как предлог для присутствия здесь Кортасара. Потому что Кортасар был здесь нужен, счастлив здесь находиться и притом кто-то стремился скрыть истинную причину.

Все вело к одному: что-то случилось с Дуарте.

Если так, у Кортасара развязаны руки. А значит, его план подвергнуть вивисекции и убить дочь Дуарте, возможно, уже разворачивается на полную катушку. И еще Элви вернулась из командировки в другую систему, а значит, планы Холдена тоже могут стронуться с места. Началась гонка, и Холден сильно подозревал, что отстает в ней. Плохо. Он надеялся, что у него будет больше времени.

«Нечего скулить, хрен сопливый, – подала голос воображаемая Авасарала. – В одной руке надежда, в другой – дерьмо. Прикинь, какая горсть быстрей наполнится. И берись за дело».

Его смешок тут же перешел во вздох.

– Это правильно, – обратился он к умершей. На сей раз та не ответила. Развернувшись, он пошел назад к зданию, и тут налетел первый по-настоящему холодный шквал, пригнул стебельки, которые покрывали землю, но не были настоящей травой. К ночи наверняка соберется буря. Может, и снег пойдет. Снег везде одинаковый.

Ему надо было выбрать следующий шаг. Может, к Элви. Или к ее мужу, Фаизу. Фаиз ему всегда нравился. Или Тереза? А может, пора обратиться к Дуарте, если еще не поздно. Будь у него побольше времени…

Вот в чем беда с «тысячелетними рейхами». Они загораются и гаснут, как светляки.

Наоми на своем веку повидала не один исторический перелом. Она родилась в мире, где Земля с Марсом поддерживали союз, чтобы не давать разогнуть спину астерам, таким как она. Идею внеземной жизни относили к зыбким научным гипотезам и использовали в триллерах. Некоторые перемены происходили так постепенно, что их запросто можно было проглядеть. Превращение астеров из угнетенного класса в де-факто правящую партию под именем Союза перевозчиков растянулось на десятилетия. И восстановление Ганимеда после катастрофы тоже. Другие были внезапными или казались такими. Полет Эроса. Открытие врат. Космическая бомбардировка Земли. Возвращение Лаконии.

Внезапные перемены при всем их различии подчинялись одному правилу. Они – независимо от их характера – повергали человечество в подобие шока. Не только Наоми и близких ей людей – все огромные и разнообразные людские племена. Так, наверное, смолкали все приматы африканской саванны, заслышав львиный рык. Все жизненные правила вдруг подвергались сомнению. Внутренние планеты всегда были мне врагами, а теперь? Дальние окраины Солнечной системы – предел для человечества или нам можно уйти еще дальше? Земля вечна – или нет?

Наоми не любила этого чувства, но признавала его. И, больше того, понимала его силу. В такие моменты открываются новые возможности. Они могут привести к новым союзам, новому сочувствию, новому, расширенному ощущению общности единого человеческого племени. Или на десятилетия отравить человеческое сознание и призвать древнюю войну на новые кровавые поля сражений.

Оберон затаил дыхание, ожидая появления хищника. Она видела это во внутрисистемных новостях, которые стали теперь единственными. И в широко открытых глазах лаконского губернатора. И, нельзя было не признать, – в собственном сердце.

«Тайфун» был несокрушимым символом превосходства Лаконии. После его победного марша по системе Сол лаконские законы стали данностью. И не только потому, что Лакония изобрела способ защитить пространство кольца от внезапной атаки из любого кольца или всех сразу, хотя и поэтому тоже. Дело было в сознании, что «Тайфун» в медленной зоне – это «Тайфун» на полпути к каждому дому. И если он начнет движение, ничто, кроме прихоти империи, его не остановит.

А теперь его не стало.

Станция Медина с самого начала воспринималась как неотъемлемая часть пространства колец. Она была первым кораблем, прошедшим сквозь врата Сол, и заняла свое место до открытия других врат. Медина была самым дальним торговым форпостом в завоевании новых земель, а потом торговым центром для всех колоний. Религиозный корабль поколений, превратившийся в боевой корабль АВП, обладал сложной и богатой историей, как и жившие на нем люди. Медина была непременной составляющей движения человечества за кольца, постоянной и неизменной, как сами кольца.

И ее тоже не стало.

Было бы проще, если бы не стало или того или другого. Но с тех пор, как нечто смахнуло с доски и молот, занесенный над каждой головой, и самое давнее свидетельство человеческого присутствия во вратах, душа Наоми разрывалась надвое. Она одновременно ликовала и плакала. А под всем этим крылась глубинная тревога, шедшая от сознания, что «привычное» – еще не значит «понятное».

– Ты яичницу какую ешь? – спросила Чава.

Наоми, склонившаяся над столиком-стойкой, протерла сонные глаза.

– Обычно синтетическую и из носика.

– Тогда… болтунью?

– Прекрасно.

Комнаты Чавы располагались в шикарной части станции – если здесь имелись не шикарные части. Оберон был еще не так стар, чтобы обзавестись записанной в костях историей. Жесткая индустриальная белизна кухни оставалась точно такой, как ее задумал дизайнер. Папоротники в гидропонных вазах, с выступающими белыми корнями и зеленью перьев, были установлены в наилучшие позиции для фотографий. Окна, выходившие в общественное пространство тремя уровнями ниже – как в земной городской квартирке, только чище, – производили задуманный эффект. Через поколение-другое-четвертое все здесь приобретет свой стиль и характер, но пока этого нет и в помине.

Или Наоми просто пора выпить кофе и заняться делом. Тоже возможный вариант.

– Ты хорошо спала? – спросила Чава сквозь шипение и щелчки жарившейся на сковородке яичницы. – У меня редко бывают гости. Ты первая проводишь в гостевой комнате больше одной ночи.

– Прекрасно, – ответила Наоми. – Новости есть?

Чава поставила на стойку у локтя Наоми белую керамическую чашечку и рядом – стеклянный заварной чайничек, уже наполненный черным кофе.

– Комиссар с перевалочной базы сообщил о закрытии всего движения через врата до распоряжений с Лаконии.

Хитрый фокус при неработающих трансляторах. И еще, один грузовик, направлявшийся к кольцам, когда началось это дерьмо, по сообщению Союза перевозчиков, вез в систему Фархоум груз, без которого населению через год грозит голод.