Джеймс Кори - Гнев Тиамат

Тереза не помнила, сколько это длилось. Допрос повторялся, но занял он часы или дни, она не знала. Она перестала воспринимать время. Все как будто только что началось – и при этом продолжалось вечно. Она чувствовала себя марионеткой в чужой руке. Отбивалась ли она от Трехо, или сидела при останках отца, или ела, делая вид, что ничего не случилось, Тереза чувствовала, что она настоящая забилась в маленькую черную нору там, где раньше у нее было сердце.

Илич беседовал с ней о травмах, о насилии и обещал, что со временем ей станет лучше. Кортасар занимался ее здоровьем, сканировал мозг, брал кровь, но с ней почти не разговаривал. Это было к лучшему. Говорить ей не хотелось.

Если она засыпала, ей снились жестокие кошмары. Без кошмаров теперь не обходилась ни одна ночь.

Обзорная комната была выкрашена в успокаивающий, нейтральный оттенок зеленого. Здесь пахло чистящими средствами и перцем с ванилью от лаконских цветов, Трехо с Кортасаром стояли у объемного дисплея, просматривая крутящиеся на нем комплексные данные – как будто любовались волнами или облачным фронтом. Охрана заняла места у дверей, Илич прошел к экрану. Тереза подумал сесть в кресло, но до него показалось так далеко, что она просто опустилась на пол.

– Что я тут вижу, док? – спросил Трехо.

Кортасар покачал головой.

– Рисунок его реакций всегда несколько отличался. Эти шумы для него в пределах допуска. Подобное можно видеть у людей под мощными психоделиками, хотя чаще у женщин. Но я бы сказал, что изменение вопросника фактически не отразилось на показаниях. С учетом его постоянного фона я бы сказал, что он не лгал.

– Вы вполне уверены?

– Нет, – ответил Кортасар. – Но на восемьдесят процентов уверен. Дальше надо попробовать с доктором Окойе. С ней у него намного более продолжительная связь. И дружеские отношения.

– Если вы готовы оторвать ее от нынешней работы, – вставил Илич.

Трехо, нетерпеливо хмыкнув, так стиснул щеки кулаками, что побелели костяшки пальцев. Темные пятна у него под глазами говорили об усталости. «Он в одиночку не дает распасться империи», – подумала Тереза. Эта мысль как будто пришла к ней со стороны. От другого, кто мог и солгать.

– А поиски… тела дали результат? – спросил Илич.

– Нет, – ответил Трехо. – Я дал приказ стрелять при контакте, но у меня есть заботы поважнее отстрела слоняющихся по округе зомби чужаков. Если он и объявится, то до своих запасов не доберется. Может, ему повезло и дроны приняли его за неисправную настольную лампочку.

Что-то шевельнулось в сознании Терезы. Что-то маленькое.

Кортасар крякнул.

– Думаю, вам следует пересмотреть это решение. Получив дополнительный объект, я намного дальше продвинусь в работе с верховным консулом и…

– Прежде чем что-то менять, подождем доклада доктора Окойе, – перебил Трехо. – Главное – удержать под контролем сепаратистов.

– Неужели? – съязвил Илич. – А я думал, главное – что кто-то сожрал наши корабли и сломал Дуарте.

Он подразумевал ее отца, но так это и к ней относилось, и она почувствовала себя участницей разговора. «Учитывая его фон…»

– Это для нас вторая проблема, – сказал Трехо, – и к ней мы еще перейдем. Но если я не удержу их, верховному консулу, когда он выздоровеет, нечем будет править.

В его словах звучала знакомая Терезе пустота. Она внимательнее присмотрелась к адмиралу. В ней еще сидело унижение от многочасовых допросов, но его усталость и страх бросались в глаза. Он лишился вождя. И его отчаяние вызывало у нее что-то похожее на симпатию.

Ее будто отбросило в прошлое, разлетелась голова Тимоти. Ахнув, она снова очутилась в нормальном времени. Травма памяти. Полковник Илич рассказывал о таких внезапных возвращениях не интегрированных мозгом моментов. И советовал не молчать, когда такое случается. Это случилось, и она промолчала. Трехо бросил взгляд на нее, потом на Илича.

– Ее надо вовремя вернуть в здание, чтобы сверстники ее видели.

Илич напрягся.

– Почтительно возражу, адмирал. Случившееся вполне объясняет некоторые отклонения от расписания. Никто и не заметит, если она немножко опоздает на урок.

– Об этом я и говорю, полковник. – Трехо подчеркнул каждый слог звания, намекая на различия между ними. – Когда все ждут потопа, все привычное работает как мешок с песком для дамбы. Да, ей не удержать все, что валится сейчас из рук, но кое-что она может. А свою роль в тесте, который затеял наш доктор, она сыграла. Нет смысла ее здесь задерживать.

Он хотел сказать: «Нет смысла задерживать здесь вас». Илич остался невозмутим, а Тереза позволила себе улыбнуться.

Новые отношения сложились между этими людьми после той дурной ночи. Тереза их видела и даже, кажется, понимала. Илич входил в узкий круг заговорщиков, хранивших тайну о состоянии ее отца. А потом выяснилось, что Илич позволял ей выбираться за территорию и проводить время с убийцей-подпольщиком. Трехо доверял Иличу, а тот оказался не достоин доверия.

Или, может быть, просто она теперь видела это во всем.

– Понятно, – кивнул Илич и обратился к ней: – Я отвезу тебя на уроки. Все будет хорошо.

Терезе хотелось разреветься или завизжать, как маленькой, повалиться на пол, дрыгая ногами. Хотелось опрокинуть стол и заорать, как орала Эльза Син. Но годы обучения и возлагавшиеся на нее надежды удержали. Тереза кивнула и встала. Однако, когда Илич шагнул в коридор, она не пошла за ним.

– Восемьдесят процентов, – сказала она Кортасару. – Вы уверены на восемьдесят процентов.

Глаза Трехо недовольно блеснули, но Кортасар ответил с видимой радостью:

– Ну, это, конечно, приблизительная оценка. Однако в последние годы я вроде как увлекся автономным функционированием, к тому же существуют прекрасные работы по исследованию активности мозга при воспоминаниях в противоположность активности, связанной с созданием новой информации. Возможно, что объект создал и заучил ложь, так что теперь он ее вспоминает. Но, поскольку новые допросчики и новые вопросы не провоцируют отклонений от области воспоминаний в область креативных функций, я оцениваю вероятность как восемьдесят. Возможно, это даже занижено. Скорее всего, Холден говорит то, что ему представляется правдой.

«Если он назвался твоим другом, это правда».

В памяти Терезы Тимоти взглянул на нее, как всегда смотрел, и произнес: «Инструмент лишним не бывает».

Она не знала, чем для него была. Другом или инструментом.

Не знала, а должна была знать.

Урок проводился в музее здания государственного совета. Просторные светлые стены, белое освещение, раскрывавшее все оттенки полотен и скульптур, не вызывая их выцветания с годами. Температура воздуха – не холодно и не жарко, влажность – ни сырости, ни сухости. Полковник Илич вел Терезу мимо шедевров прошлых веков, словно боялся их побеспокоить. Он убил Тимоти, ссорился с Трехо, держал на плечах тяжесть империи, а улыбка и голос остались точно такими, как были. Она гадала, что еще он скрывал от нее все эти годы.