Игорь Вереснев - Реквием по вернувшимся [СИ]

Степан позволил шёлковому халату соскользнуть на пол. Сделал шаг, ещё. Медленно, неторопливо. Девушка приподнялась навстречу. Судя по блеску в глазах, по напрягшимся шишечках сосков, по тому, как розовый язычок облизывал губы, долгой подготовки ей не требовалось.

Взгляд девушки опустился ниже, остановился выжидающе. Степан знал, куда она смотрит и чего она ждёт. «Кися» была сногсшибательно красива, её поза, её жесты, голос, могли соблазнить любого. Но «барометр» считал иначе.

Ох, как блондинка старалась! Какие чудеса изобретательности и трудолюбия демонстрировала! Но задолго до того, как «кися» опустила руки, и в прямом и в переносном смысле, Степан понял – бесполезно. Он был не смущён, не обескуражен – испуган. Никогда прежде не случалось с ним такого постыдного конфуза. Главное – непонятно из-за чего!

– Стёпушка, ты не переживай, – смущённо упрашивала блондинка. – Это не страшно, с каждым может случиться. Ты наверное перенервничал в экспедиции. Устал, а силы восстановить не успел. Давай поспим, а утром всё будет хорошо. Утром у мужчин всегда лучше получается.

Да, утром лучше… Степан не возражал. Что он мог возразить? Оставалось надеяться, что блондинка права.

И они легли спать.

– Ааа!

Степана подбросило от истошного, душераздирающего вопля. И тут же в комнате вспыхнул свет. Он растерянно уставился на девушку, забившуюся в самый дальний угол. Хотел спросить, что случилось, и не смог.

«Кися» не только орала. Она таращилась округлившимися от ужаса глазами на их кровать. И это было так жутко, что у Степана волосы зашевелились на затылке. Там, за его спиной…

С минуту он сидел неподвижно, уверенный, что сейчас нечто неведомое схватит его за горло, обрушится на голову, вцепится в спину…

Девушка захлебнулась криком, закашлялась. И Степан, зажав в кулак всю свою волю, медленно обернулся.

За спиной было пусто, только смятая простыня в углу кровати. Полные ужаса глаза девушки смотрели на него.

– Спокойной ночи, Мышонок.

– Спокойной ночи… Ма! А мы, правда, завтра пойдём на карусели?

Вероника вновь склонилась к кроватке дочери. Шелковистые локоны разметались по подушке, среди звёздочек и комет, и сами казались золотыми протуберанцами на тёмной синеве наволочки.

– Конечно правда.

– И бабушка с дедушкой пойдут?

– Да.

Карусель в Луна-парке – самое раннее её детское воспоминание. Смех отца – тогда ещё не ректора университета, – испуганно-радостный визг мамы – тогда ещё не знаменитого на всю Еврόссию микробиолога. Четверть века назад её родители были так молоды… чуть старше неё, нынешней. И так любили друг друга, и своего Мышонка-Нику. А каким останется самое раннее воспоминание её Мышонка-Леночки?

Год назад, вернувшись из своей первой звёздной, она жутко боялась, что дочь её не узнает. И в этом году боялась… Родители не сказали ни слова, когда она решила вернуться к полученной в академии специальности. Они – профессиональные учённые, наука для них была превыше всего. Они считали, что понимают её… Ничего они не понимают! Никто не понимает.

Её «незапланированная» беременность, скоропостижное замужество многих удивили в своё время. Но объяснение нашлось быстро – женщина молодая, девчонка почти, влюбилась, голова закружилась. Влюбилась… Только вовсе не в Филиппа! Когда она поняла, что Лена навсегда останется только подругой, это единственное было, что смогла придумать. Родить себе собственную Леночку, которую никто не помешает любить. И которая её полюбит! А муж… нужен ведь донор спермы? Умный, талантливый, красивый – дочь профессора генетики кое-что смыслила в наследственности и скрещивании.

С Леночкой-маленькой Вероника рассчитала всё верно – дочь росла именно такой, как хотелось. Но… оказывается, если любишь двоих людей одинаково сильно, любовь эта не уравновешивает сердце. Она рвёт его пополам! И теперь она металась между Леной-большой и Леночкой-маленькой и не знала, как быть.

– Ма, а потом ты опять улетишь на свою звёздочку?

Вероника вздрогнула.

– А ты не хочешь, чтобы я улетала?

Девочка энергично замотала головой, и золотистые протуберанцы вспыхнули солнечной короной. Вероника решилась.

– Тогда я останусь с тобой. Ты моя самая лучшая звёздочка.

– Я Мышонок, а не звёздочка, – тут же возразила та.

– Правильно, Мышонок. Спи.

Она ещё раз поцеловала дочь. Уменьшила яркость ночника, тихонько пошла к своему дивану, легла. Вот так – завтра отправить рапорт в управление, и готово. Уговаривать остаться её не будут. Тоже мне, косморазведчица выискалась! Да на её место вмиг сотню претендентов найдут. И пусть себе летают. А она останется дома. Устроится к маме в лабораторию… или преподавать в университете. Это она позже решит. В любом случае, она каждый день будет рядом с Мышонком, с Леночкой-маленькой… И потеряет навсегда Лену-большую.

Потеряет? Чтобы терять, нужно иметь.

– …Мама… Мамочка…

Кровавое облако наваливалось на неё всей своей многометровой громадой, душило, но она не сдавалась, карабкалась, протискивалась сквозь его вязкую толщу.

– Мамочка!..

Сил не было никаких. Вероника стиснула зубы, упрямо рванулась вперёд. Туда, где отчаянно звал её Мышонок…

Наконец получилось разлепить веки. И почти в тот же миг в комнате вспыхнул свет, заставив на секунду снова зажмуриться. Вероника с трудом перевела дыхание, села.

В распахнутой настежь двери застыли родители, а рядом с диваном стоял Мышонок, одной рукой дёргал за рукав маминой пижамы, другой тёр зарёванные глаза.

– Что… Что случилось?!

– Леночка кричала…

Вероника схватила дочь за руки.

– Маленькая моя, что такое?

– Мама, не умирай, пожалуйста!

Похолодев от ужаса, Вероника соскользнула на пол, на колени. Прижала к себе дочь.

– Что ты такое говоришь?! Тебе приснилось что-то нехорошее?

– Не приснилось…

Леночка проснулась посреди ночи оттого, что хотелось пить. Сначала думала – похочется и перехочется. Затем – что хорошо бы пойти в столовую и выпить водички или сока. Она ведь уже не маленькая, ей целых пять лет исполнилось! Но в столовую нужно спускаться по тёмной длинной лестнице. Нет, Леночка не боялась темноты. Но бабушка не разрешает ночью ходить по лестнице, потому что можно упасть. Если бы с мамой…

Будить маму Леночка не хотела. Вдруг мама обидится, передумает и улетит на свою звёздочку? Так и лежала, мучилась жаждой и боязнью обидеть маму.

А потом Леночке показалось, что в комнате не один её ночник горит. Ещё что-то светится – там, возле маминого дивана. Что если мама не спит, светит зачем-то фонариком? Позвать? Но позвать, это значило разбудить.