Игорь Вереснев - Реквием по вернувшимся [СИ]

– Сейчас я тебе покажу, как царапаться!

Воха снова был рядом. Ухватил за хвост и что было силы, шваркнул кота об стену.

Серое пушистое тельце упало на пластбетон, оставив на светло-жёлтой стене бесформенное багровое пятнышко. На задранной вверх мордочке начал вздуваться мутно-белый шар. Глазное яблоко вылезло из орбиты.

– Готов, – вдруг осипшим голосом прошептал Димон.

– Коты живучие, – неуверенно возразил Воха. – Всё равно утопить нужно.

И будто подтверждая его слова, лапа Савелия чуть заметно дёрнулась.

– Чего стоишь?! – Воха зло толкнул вперёд Тёмку. – Засовывай его скорей в свой мешок!

– Сам засовывай!

Толстяк попятился, не в силах оторвать глаза от жуткого зрелища…

– Что же вы наделали, ироды!

Никто не заметил, откуда за спинами появилась тётя Даша. Приятелей как ветром сдуло, даже обычно неповоротливый Тёма сумел улизнуть. Один Андрей застыл на месте. Происходящее было слишком жутким, чтобы оказаться явью. Нет, это мог быть только плохой, злой сон!

– Живодёр! – пальцы тёти Даши вцепились в ухо, больно выкрутили, будто стараясь вырвать с корнем.

– Дура, ты чего в пацана вцепилась?! – всё происходило во сне, и Андрей не удивился возникшему рядом Петровичу. – А ну отпусти! Прибили кота, туда ему и дорога!

– Пошли вы все! Сволочи! Самих бы вас так…

Разжав пальцы, тётя Даша неожиданно всхлипнула и опустилась на колени перед мелко вздрагивающим тельцем.

Андрей проплакал всю ночь. И мамины утешения не помогали. Ведь плакал он не от обиды на несправедливые обвинения, и уж конечно не от страха или боли в горящем огнём ухе. Пусть бы тётя Даша и в самом деле оторвала это проклятое ухо, лишь бы Савелий выжил! Почему он промолчал, не остановил их в самом начале? Димон бы его поддержал наверняка, а вдвоём они бы с Вохой справились. А уж с Тёмкой и подавно. Надо было решиться, не молчать, не стоять в стороне, позволяя другим действовать!..

Тётя Даша похоронила Савелия в дальнем углу двора, за клумбами. Андрей старался не смотреть в ту сторону. Он вообще редко показывался во дворе, просиживал целыми днями, запершись в своей комнате.

А потом лето закончилось. Вновь началась школа со своими повседневными делами, заботами. И о Савелии забыли. Раньше, чем снег укрыл едва заметный холмик.

Дождь равнодушно барабанил в окно. Стучал по крыльцу. Полоскал дорожки пансионата. Поливал деревья, кусты, соседние домики. Дождь, везде один унылый серый дождь. Вся жизнь – серый дождь. И в этой жизни те, кто умеют только чувствовать, мечтать и любить – бесполезны. В этой жизни нужны те, кто действует, решительно и бескомпромиссно. Те, кто способны хоть весь этот серый мир спалить, превратить в пепел, – ради любимой. А он, Андрей Лесовской, не способен. Так стоит ли ему в этом мире жить?

Дверь соседнего домика отворилась, на крыльце показался лысый толстячок, которого Андрей не раз видел за утренним моционом. Нежелание выходить под дождь сквозило в каждом движении толстяка. Не удивительно – дождь пришёл с запада, где всего в двух сотнях километров уродливо зияла радиоактивная проплешина, наследие ваххабитского восстания. Самая большая рана на теле Еврόссии. Но не единственная.

Однако нужда, которая гнала соседа, оказалась сильнее опасения поймать несколько миллибэр. Он огорчённо покрутил головой, накинул капюшон куртки и смешно засеменил по дорожке, пытаясь перепрыгивать лужи. «А куда это он собрался?» – запоздало удивился Лесовской. Дорожка обрывалась возле его коттеджа, здесь был тупик.

Мужичёк взбежал на крыльцо, нажал кнопку звонка. В комнате промурлыкала мелодичная трель. Андрей очнулся, вскочил с кресла. Быстро пересёк комнату, коридор, отворил дверь.

– Доброе утро! – Сосед, растерянно улыбаясь, протянул визифон: – Это, кажется, для вас. Сейчас письмо должно прийти.

– Для меня? – не понял Лесовской, но аппарат взял. – Да вы проходите в дом!

– Нет, я лучше здесь подожду, – толстяк решительно замотал головой.

Андрей зашёл в комнату, разглядывая виз. Что бы это значило? Почему письмо для него должно прийти на чужой номер? На номер незнакомого ему человека?

Короткий зуммер заставил вздрогнуть. Андрей быстро включил экран, уставился на только что полученное текстовое сообщение.

«Доброе утро, Андрей! Совсем там раскис? А у нас солнце.

На письмо не отвечай. Прочти сообщение, затем удали его, отключи питание, чтобы очистить кэш. После этого можешь отдать визифон хозяину.

Сегодня в 21.00 ты должен быть у старого маяка в 14 км западнее моего дома. Добирайся так, чтобы в посёлок не заезжать, дорогу ни у кого не спрашивай. Ты парень умный, не заблудишься.

Из пансионата уезжай в чём есть, без вещей, не предупреждая. По дороге обналичь карточку, сколько сможешь, и выбрось – дальше пользоваться ею нельзя. Виз свой тоже выбрось по дороге. И возьми какую-нибудь одежду для Лены, полный комплект на первый случай. Всё. Удачи!

Береги себя. Лена без тебя не выживет.

Медведева».

Андрей озадачено перечитал сообщение. Что оно означает? Хотелось немедленно перезвонить, выяснить, но приказ был – не отвечать. «Лена без тебя не выживет». Что бы ни означали эти слова, но от него ждали помощи, ждали действий.

Он стряхнул оцепенение, улыбнулся. Что ж, будем действовать. Быстро удалил сообщение, отключил питание, виз обижено пискнул и затих. Всё по инструкции! Если Медведева начинает отдавать распоряжения, то она знает, что делает.

Он вышел на крыльцо, протянул аппарат хозяину:

– Спасибо!

– Не за что, – сосед снова удивлённо посмотрел на него и засеменил по лужам к своему домику.

Андрей вернулся в комнату, огляделся. Всё, прощай комп с недописанным романом! Прощай, старая жизнь – начинается новая. Неизвестно какая, но вдвоём с Белкой. Жизнь, в которой умение любить значит не меньше, чем умение совершать поступки.

Елену она нашла в библиотеке. Та сидела в дальнем торце, в кресле рядом с журнальным столиком, держала в руках какой-то томик, беззвучно шевелила губами. Читала, вошедшую даже не заметила.

Несколько минут Ярослава стояла неподвижно, наблюдая за девушкой. Лишь когда та перевернула страницу, спросила:

– Лена, искупаться перед ужином не желаешь?

Коцюба подняла голову, с недоумением посмотрела на неё, будто никак не могла уловить смысл вопроса. Потом отрицательно качнула головой.

– Там же шторм?

– Да ну, разве это шторм! Три балла всего.

Она подошла ближе, вложила в раскрытую книгу листок бумаги и карандаш. Елена недоумённо открыла рот, готовясь спросить, но не спросила. Взглянула на листик сначала мельком, затем нахмурилась, прочла написанные карандашом строки, нахмурилась ещё сильнее. Читала она долго, видимо, перечитывала не один раз. Медведева терпеливо ждала.