Роберт Хайнлайн - Пасынки Вселенной. История будущего. Книга 2 [сборник litres]

Растущая ненависть превратилась в потоп, который угрожает благополучию и даже жизни всех наших раскрывших себя собратьев… и потенциально опасен для остальных из нас. Опасность крайне велика, и дело не терпит отлагательства.

Шульц внезапно сел. Слова его восприняли спокойно, по многолетней неспешной привычке. Наконец встала одна из женщин.

– Ева Барстоу, от имени семейства Купер. Ральф Шульц, мне сто девятнадцать лет – вероятно, больше, чем тебе. Я не обладаю твоими талантами в математике и науке о человеческом поведении, но я знаю многих людей. Человек в своей основе – доброе и мягкое существо. Да, у людей есть свои слабости, но большинство из них вполне порядочны, стоит им дать хотя бы долю шанса. Не могу поверить, что они могли бы меня возненавидеть и уничтожить лишь потому, что я долго прожила. Есть что продолжить? Раз уж признался в одной ошибке – почему бы не признаться и в двух?

Шульц рассудительно посмотрел на нее, разглаживая килт:

– Ты права, Ева. Я с легкостью могу снова ошибаться. Проблема носит психологический характер – тема столь сложна и содержит в себе столько неизвестных, что лучшие наши усилия порой выглядят глупо в тусклом свете открывшихся позднее фактов. – Он снова встал, повернувшись к остальным, и заговорил с прежней бесстрастной властностью: – Но на этот раз я не пытаюсь делать долговременных предсказаний; я говорю о фактах, а не о предположениях и не о попытках выдать желаемое за действительное, – и на основе этих фактов можно строить предсказания лишь на короткий период, примерно как предсказывать, что яйцо разобьется, когда уже видишь, как оно падает на пол. Но Ева права… в известной степени. Отдельные личности действительно добры и порядочны… как индивидуумы и в отношении других индивидуумов. Еве не угрожают ее соседи и друзья, так же как и мне – мои. Но ей угрожают мои соседи и друзья, а мне – ее. Массовая психология – не просто сумма психологий индивидуумов; это главная теорема социальной психодинамики, а не просто мое мнение, и пока что для этой теоремы не было найдено исключений. Речь идет о правиле социальной активности масс, законе истерии толпы, который хорошо известен и используется военными, политическими и религиозными лидерами, специалистами по рекламе, пророками и пропагандистами, подстрекателями, актерами и главами банд. Многие поколения назад этот закон был сформулирован в виде математических символов. Он работает. И он работает и теперь.

Мы с коллегами уже несколько лет назад начали подозревать, что в отношении нас нарастает массовая истерия. Мы не вынесли наши подозрения на обсуждение совета, поскольку ничего не могли доказать. То, что мы тогда наблюдали, могло оказаться лишь злобным шепотом чокнутого меньшинства, какое наличествует даже в самом здоровом обществе. Тенденция была сперва столь незаметной, что мы даже сомневались в ее существовании, ибо все общественные тенденции перемешаны друг с другом, словно спагетти на тарелке, – даже хуже того, поскольку для математического описания взаимодействия общественных сил требуется абстрактное топологическое пространство со множеством измерений (десять или двенадцать – не такая уж редкость, и вряд ли их хватит). Вряд ли стоит излишне подчеркивать всю сложность проблемы.

Так что ничего не оставалось, кроме как с тревогой ждать, пытаясь делать статистические выборки и тщательно выстраивая наши статистические вселенные. К тому времени, когда сомнений уже не было, оказалось, что уже почти поздно. Социально-психологические тенденции растут и умирают по закону «роста дрожжей», закону степеней с комплексным показателем. Мы продолжали надеяться, что другие благоприятствующие факторы обратят тенденцию вспять – работы Нельсона по симбиотике, наш собственный вклад в гериатрию, немалый общественный интерес к открытию спутников Юпитера для иммиграции. Любой существенный прорыв, обещающий более долгую жизнь и новую надежду для короткоживущих, мог положить конец тлеющей ненависти в отношении нас.

Но вместо этого из тлеющей искры разгорелось пламя, превратившись в неуправляемый лесной пожар. Насколько мы можем оценить, скорость его распространения удвоилась за последние тридцать семь дней и продолжает расти. Я не могу предположить, насколько далеко или насколько быстро он разойдется – именно потому мы созвали экстренное заседание. Неприятностей можно ждать в любой момент.

Шульц устало опустился на стул. Ева не стала снова с ним спорить, как и все остальные; не только Ральф Шульц считался специалистом в своей области, но и все они, каждый со своей точки зрения, видели все серьезные аспекты нараставшей против раскрывших себя собратьев угрозы. Но хотя наличие проблемы все признавали единогласно, мнений по поводу того, что делать, имелось столько же, сколько присутствующих. После того как дискуссия затянулась на два часа, Лазарус наконец поднял руку.

– Так мы ни к чему не придем, – заявил он, – даже если проторчим тут всю ночь. Давайте оценим ситуацию в общем, отметив лишь главное. Мы можем, – он начал загибать пальцы, – ничего не делать и просто ждать, что произойдет. Мы можем полностью отказаться от «маскарада», раскрыть нашу полную численность и политически потребовать наших прав. Мы можем держаться на плаву, используя нашу организацию и деньги для защиты наших, объявивших о себе собратьев, возможно, вернуть их обратно в «маскарад». Мы можем раскрыть себя и потребовать места для колонии, где мы могли бы жить сами по себе. Или мы можем что-нибудь еще. Предлагаю распределиться в соответствии с четырьмя главными точками зрения, что были тут названы, – скажем, по углам зала, начиная по часовой стрелке с дальнего правого, – и пусть каждая группа придумает план и подготовит его, чтобы представить Семействам. Те же из вас, кто не согласен ни с одним из четырех вариантов, – соберитесь в центре зала и начинайте сочинять что-то свое. А теперь, если нет возражений, я намерен объявить перерыв в заседании до завтрашней полуночи. Все согласны?

Ответа на последовало. Модернизированная версия парламентской процедуры в исполнении Лазаруса Лонга несколько всех удивила – они привыкли к долгим неторопливым дискуссиям, пока не становилось ясно, что одна из точек зрения признается единогласно. Подобная спешка слегка шокировала.

Однако в этом человеке чувствовалась власть, а возраст, как и слегка старомодная манера речи, добавлял ему авторитета, так что возражать никто не стал.

– Ладно, – объявил Лазарус, хлопнув в ладоши. – Лавочка закрывается до завтрашнего вечера. – Он сошел с возвышения.

К нему подошла Мэри Сперлинг.

– Хотелось бы познакомиться с тобой поближе, – сказала она, глядя ему в глаза.