Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

«Я чудовище, – подумал он. – Урод!»

– Нет, – сказал он. – Нет. Нет! НЕТ!

Он понял, что бьет по полу палатки кулаками. (Невозмутимая часть его существа восприняла этот интересный эмоциональный всплеск и принялась вычислять поправки.)

– Пол!

Мать была рядом, она держала его за руки, лицо серым пятном проступало в полумраке.

– Пол, что случилось?

– Это ты! – сказал он.

– Я здесь, – тревожно ответила она, – все в порядке.

– Что ты сделала со мной? – произнес он.

В мгновенном озарении она угадала какие-то причины такого вопроса и ответила:

– Дала тебе жизнь.

Ответ, совершенно правильный и точный, определен был и инстинктом, и ее собственными утонченными познаниями, только эти слова могли успокоить его. Он почувствовал на своих плечах ее руки, разглядел неясные очертания лица. (Его неутомимый мозг подметил теперь в ее чертах некоторые генетические особенности, ввел информацию и принялся за дальнейший расчет.)

– Пусти, – сказал он.

Услышав сталь в его тоне, она повиновалась:

– Ты не хочешь сказать мне, что случилось, Пол?

– Разве ты не представляла, что делаешь, когда учила меня всему этому? – спросил он.

«В голосе его нет больше детства», – подумала она и произнесла:

– Как и любой родитель, я надеялась, что, когда ты вырастешь, станешь иным, выше меня.

– Иным?

Уловив горечь в его словах, она сказала:

– Пол, я…

– Тебе не нужен был сын! – сказал он. – Тебе нужен был твой Квизац Хадерач! Дочь Гессера мужского пола!

Тон его заставил ее смутиться:

– Сын…

– И ты даже не посоветовалась обо всем с отцом.

Не остывшим еще от горя голосом она проговорила:

– В том, каков ты есть, Пол, доля наследственности твоего отца столь же велика, как и моя доля.

– А воспитание, – сказал он. – Все эти штуки, которые… разбудили… спящего…

– Спящего?

– Здесь. – Он поднес руку сперва к голове, а потом к груди. – Во мне. Это все длится… длится… длится… длится… и…

– Пол!

По голосу она слышала, что сын находится на грани истерики.

– Послушай меня, – сказал он. – Ты хотела, чтобы Преподобная Мать узнала о моих снах. Теперь слушай сама. Только что я видел сон наяву. И знаешь почему?

– Успокойся, – произнесла она. – Если что-то…

– Это специя, – сказал он. – Здесь она во всем: в воздухе, в почве, в еде. Гериатрическая приправа. У нее есть общее с зельем ясновидения. Она тоже яд!

Джессика застыла.

Тихим голосом он повторил:

– Яд… скрытый, незаметный и необратимый. От него не погибнешь, разве только перестанешь принимать. Мы теперь не можем покинуть Арракис, не унося его частичку в себе.

Его ошеломляющее самообладание не оставляло возможности для спора.

– Ты и специя, – сказал Пол. – Специя изменяет каждого, кто принял ее слишком много, но благодаря тебе я могу уловить эту перемену своим сознанием. Перемена из области подсознательного, где ее так легко проглядеть. Я вижу ее.

– Пол, ты…

– Я вижу ее! – повторил он.

В голосе его слышалось безумие, она не знала, что делать…

Но когда он заговорил вновь, в словах его железом звенела все та же непоколебимость:

– Эта планета для нас – ловушка.

«Да, мы в ловушке», – мысленно отозвалась она.

Вновь приходилось ей признавать правоту сына. Никакой нажим со стороны Бинэ Гессерит, никакие хитрости, ни ловкий замысел не могли теперь освободить их от Арракиса полностью. К специи привыкают. Тело ее уже знало это, пока дремал ум.

«Значит, здесь нам жить и доживать, – подумала она, – на этой адской планете. Это место предусмотрели для нас, если, конечно, мы сумеем ускользнуть от Харконненов. Вот моя будущая политика: прикидываться племенной кобылицей, сохраняющей важную генетическую линию для Бинэ Гессерит».

– Я должен рассказать тебе об этом сне наяву, – сказал Пол яростным голосом, – а чтобы ты действительно считалась с моими словами, скажу сперва, что знаю: ты родишь здесь, на Арракисе, дочь, мою сестру.

Чтобы подавить нахлынувший страх, Джессика откинулась на стенку палатки, упершись в пол руками. Она знала: беременность еще незаметна. Только ее знания, мудрость Дочерей Гессера, позволяли услышать эти первые сигналы в собственном теле, ведь эмбриону было всего несколько недель.

– Только служить, – прошептала Джессика девиз своего Ордена, – мы существуем, чтобы только служить.

– Мы найдем себе дом среди фрименов, – заговорил Пол. – Там ваша Миссионария Протектива приготовила для нас нору.

«Они приготовили для нас пути в пустыне, – сказала себе Джессика, – но как может он знать о Миссионарии Протективе?» Ей становилось все труднее подавить этот ужас перед отчуждением, охватившим Пола.

Он вглядывался в темные очертания ее фигуры, видел ее страх, малейшую реакцию так, словно она была освещена солнечным светом. Сострадание к матери вдруг родилось в его душе.

– Того, что может случиться здесь, я не могу рассказать тебе, – сказал он, – я не могу даже начать говорить… хотя я все видел. Это чувство будущего… Я не владею им. Просто оно приходит… и все. Ближайшее будущее… Примерно на год… я вижу его, ну как Центральную улицу на Каладане, кое-чего я не вижу… там тень… словно за холмом (он вновь подумал о полощущемся на ветру платке)… есть и развилки.

Джессика отыскала выключатель светополосы, прикоснулась к нему.

Тусклый зеленый свет рассеял мрачные тени, отогнал страх. Она посмотрела на Пола, взгляд его был устремлен вглубь. Она вспомнила, где приходилось ей видеть такие лица: в лентах, повествовавших о несчастиях… о детях, умиравших с голода или от ужасных ран. Глаза словно ямы, черточка рта, запавшие щеки.

«Так проявляется ужас, – решила она – ужас человека, которого заставили ожидать приход смерти».

Он и в самом деле перестал быть ребенком.

Но смысл его слов начинал доходить до нее, отодвигая все прочее в сторону. Пол видел будущее, он видел путь спасения.

– Значит, есть способ скрыться от Харконненов? – спросила она.

– Харконнены! – фыркнул он. – Да выбрось из головы эти воплощения порока в облике людей! – Он глядел на мать.

В тусклом свете светополоски очертания лица так выдавали ее!

Она сказала:

– Не называй их «людьми» без…

– Не будь слишком самонадеянной, – перебил он, – никто не знает, кого можно назвать таковыми, а кого – нет. Но прошлое наше всегда с нами. И, матерь моя, есть одна вещь, которой ты не знаешь, но должна знать: мы с тобой тоже Харконнены.

С ней случилось нечто ужасное, разум отключился, все чувства застыли, словно от перегрузки… но невозмутимый голос Пола мерно доносился до нее, увлекая бессильный ум за собой.

– Когда тебе случится отыскать зеркало, посмотри на свое лицо… или погляди внимательнее на меня. Все видно и так, если только ты хочешь видеть. Посмотри на мои руки, на сложение. А если эти признаки тебя не убедят, поверь мне на слово. Я видел будущее, я видел записи, я видел место – у меня вся информация. Мы – Харконнены.