Сергей Григоров - Магия Мериты [СИ]

А вон и Факир. Идет, планы строит. На глазах слезы умиления. Но отравлена его радость. Боится чего-то. Не знает, что его ждет. Я его жду.

Встреча инспекционной группы не только символический жест — быстрее отобрать у нее право представлять человечество в целом, — но и давняя традиция. Церемония, упомянутая даже в Главном перечне официальных мероприятий Содружества. Побывать на ней — все равно, что в музей сходить или приподнять шляпу перед королевой. Встречающих и любопытствующих потому понабежало неимоверно много. Официальные лица во главе с самим Посланником-попечителем. Неофициальные лица. Этих больше. Почему, интересно, им в кабинетах-то, в ресторанах не сидится? Естественно, корреспонденты. Этих понять можно. Им надо ухватить информацию из первых рук. Уловить, как говорится, дух встречи.

Факира обступило несколько почитателей. Так и сыплют вопросы, заглядывают ему в рот. Ждут, что он изволит сказать. Напрасно ждут. Молчит Факир, не до интервью ему. А потом, голубчик, поздно будет. Это ты раньше был большим авторитетом. Сейчас ты уже никто. А спустя короткое время станешь обыкновенным старым больным человеком.

Вот это да! Сам Серый пожаловал. Меня, что ли, контролировать вздумал? Или надоело в своем бункере сидеть? Решил воспользоваться удобным моментом и погулять на воле? Держится весьма вольготно. Птичек наблюдает. Видимо, и в самом деле на прогулку вышел. Редко он себе такое может позволить. Отдыхай, Серый. Ты мне не мешаешь.

Эх, Факир. Пропала твоя головушка. Жил, суетился. Себя не жалел, выкладывался на полную катушку. Отказывал в удовольствиях. Постоянно старался быть полезным. Как поступил на службу, так даже Серого затмил громадой планов. А что получилось? Стал не нужен, так тебя не только списывают в архив, а еще такого пинка напоследок дают, что до конца дней своих светлых не расхлебаешь. Иди, милый ты мой. Я жду.

Мне тебя, Факир, нисколечко не жаль. Только у незнакомых тебе людей ты можешь вызвать жалость. Те, кто сталкивался с тобой, знают, что не способен ты на простые человеческие чувства. Ни одного друга не нажил за все прошедшие годы. Врагов явных у тебя, впрочем, тоже нет. Потому как живешь ты не с живыми людьми, а с голыми абстракциями — формулами математическими, полезностью и вредом, целесообразностью и эффективностью. Ценностями не индивидуальными, близкими и понятными всем, а обезличенными, оторванными от конкретных людей.

Я давно понял твою суть. Ты не человек, ты простейший механизм, лишенный даже намека на эмоции и внятные чувства. Не помню я, например, чтобы ты когда-нибудь сказал, что голоден. Что замерз, хочешь пить или устал. Если что и говорил, так все о работе. Вот и доработался.

Прежде несколько раз, Факир, наши пути пересекались. Ты все верх надо мной пытался взять. Приказывал, торопил. Недовольство свое выпячивал — мол, больше рвения, больше огонька. А Тарудва помнишь? Это ведь я тебе насчет Лесов подсказал. Ты рад был воспользоваться. А на меня Серого напустил, чтобы уговорил он меня промолчать про свою догадку. Ладно, мне-то что? Нам лишний раз засвечиваться не стоит. Вот и прогремел ты один на все Содружество. Имя себе сделал. Другой бы хоть один на один поблагодарил, а ты известностью своей воспользовался, чтобы Мулу побольше напакостить. Да ладно, дело прошлое. Не таю на тебя зла. Иди же, иди ко мне.

Сейчас я буду делать то, чему научили меня в нашем главном заведении по психодинамике, — копошиться в твоей душе. Прости, Факир, не по своей воле делаю я это. Сам я никогда не полез бы в тебя, ибо боюсь заразиться крупицей твоей целеустремленности.

Во многих учреждениях Содружества занимаются психодинамикой, но бесспорный лидер в этой области — федеральный институт на Третьей Центральной. Много чудес собрано на этой планете. Некоторые даже предполагают, что она вся искусственного происхождения. Эдакий галактический артефакт. Куда еще меня, величайшую драгоценность Содружества, могли направить после того, как вырвали из лап Пачника? Только на Ценотри, чтобы поскорее сдать в Институт психодинамики.

Ради этого инспекторская группа пошла даже на ломку строгого порядка, требовавшего незамедлительно отчитаться о проделанной работе и сложить с себя особые полномочия. Передали меня из рук в руки сонмищу ученых мужей, а те, не теряя ни минуты, начали изучать ценный экземпляр. Я, конечно, противился, но больше для приличия — понять, что я действительно могу, входило в мои планы.

Поначалу я робел в присутствии маститых академиков. Потом понял, что они только вид солидный имеют, а за душой пустота. Ни теории, ни систематизированных наблюдений — ничего. Настоящая наука начинается с некоего утверждения, которое может проверить любой, где бы он ни находился. А то, что демонстрировали нуситы, почти никогда не повторялось. Как в таком случае строить какую-либо научную теорию?

Мои таланты представляли уникальную возможность проверить буквально все их гипотезы и догадки. Различные лаборатории чуть ли не дрались за право работать со мной. Я же пользовался своим положением, чтобы побыстрее постичь их знания по психодинамике. Во всех областях этой псевдонауки я достиг предела, а наибольших успехов добился в святая святых — в области чтения мыслей.

Надо признать, чрезвычайно трудное это дело — мыслечтение. Человеческий мозг по сути представляет собой электрическую машину. Воля, задор, даже эта самая неуловимая душа — все духовное в нашем мире имеет вполне осязаемый и измеряемый материальный носитель. Любая мысль существует в виде последовательности электромагнитных импульсов, хорошо видимых каждым хорошим нуситом. Что может быть проще, чем считывать их? Вроде бы потренируйся чуток, и все. Но природа не столь проста.

У каждого человека сугубо индивидуальный строй мышления. Попробуй, найди хотя бы две абсолютно одинаковые жизни. Даже у близнецов разные ощущения, оценки и подходы к одной и той же жизненной ситуации. Отсюда и отличия в обобщениях. Любая абстракция тянет за собой цепочку воспоминаний и ассоциаций, а они у всех разные. Вот почему одна и та же мысль у разных людей порождает совершенно непохожие друг на друга последовательности импульсов. Если можно так сказать, каждый человек своими переживаниями создает свой особый внутренний язык. Из года в год этот индивидуальный язык совершенствуется и усложняется. Невероятно трудно понять собрата по разуму, кем бы он ни был — пришелец с других миров, сосед твой ненаглядный или брат родной!

Трудно, но можно. Под большим секретом показали мне некоторые хитрые приемы. А я уже сам затем натренировался до такого состояния, что у любого, стоит мне над ним малость поколдовать, могу научиться читать мысли.