Роман Афанасьев - Звездный Пилот [litres с оптимизированной обложкой]

Двигатели включились разом, когда до поверхности оставалась сотня метров. Металлическая громада катера, пылая всеми двигателями, ухнула вниз, по прямой. В глазах у Николая потемнело, и через секунду «утюг» хлопнулся в липкую грязь. Стоп машина.

Павлов вытащил из геля дрожащую руку, поднял забрало шлема, провел холодной ладонью по лицу. Удар о поверхность удалось предотвратить. Но перегрузки… Даже гравитаты не спасли. Пилот чувствовал себя так, словно на него упал дом.

Тяжело вздохнув, Николай помотал головой, бросил взгляд на экраны. Так, пошли помехи. Радиация на максимуме, уже влияет на аппаратуру. Атмосфера – если так можно назвать эту взвесь из грязи – ярится вьюгой. А он опять по уши в… грязи. А вокруг – раскаленный ад.

– Ладно, – прошептал Павлов и вдруг почувствовал боль в губе.

Прикусил. До крови. Когда? Неважно.

– Раунд два, – прохрипел Павлов, надевая шлем. – Наша команда пока уступает противнику одно очко.

На этот раз он сделал два вздоха. Три. Четыре. И дал полную мощность на двигатели. Катер рывком оторвался от поверхности и тут же попал в объятья шторма, потащившего упрямый кусок металла к горам. На этот раз Павлов не сопротивлялся. Он и не пытался набрать высоту, перебарывая ветер из липкого месива. Дав полную мощность двигателям, он перешел сразу в горизонтальный полет, оседлал волну ветра и подчинился ей. Двести метров, триста – главное, следить за болтанкой и провалами. Вихри пытаются сбить с курса, нужно компенсировать боковыми, не допускать вращения. Бреющий полет над холмами из раскаленной грязи – вот новая тактика.

Задержка в управлении чувствовалась – не сильно, но заметно. Это очень раздражало, но Павлова сейчас больше беспокоило другое – как бы блок не накрылся совсем. Тогда – конец. Всему конец. Прочь, гадкие мысли! Дурные твари, не отвлекайте!

«Утюг», пылая двигателями, несся сквозь серое месиво, оседлав край урагана. Впереди маячила горная гряда. Слава небесам, что несет не прямо на вулкан. Ветер забирает правее, к провалу в горах. Несколько секунд на принятие решения. Лишь бы не было нисходящего потока, который хлопнет сверху и воткнет катер носом в грязь. На таких скоростях гравикомпенсаторы не помогут. Лишь бы… Пора.

Немного вверх. Еще чуть вверх. Нет, не напрямую, наискось, сквозь бурое месиво, пользуясь поддержкой бури. Надо лишь чуть поднимать катер, а мощность урагана поможет. Сто метров вверх. Двести. Триста. Горы уже прямо по курсу. Что там творится с ветром, когда он сталкивается с горами? Надо уходить, пилот. Надо уходить.

Павлов закусил прокушенную губу и дал полную мощность, подключив аварийные системы. Катер раскаленным болидом прорвал серую занавесь бури, рванулся наискосок вверх, набирая высоту. Скорость за пределами расчетной нагрузки. Растет температура, растет. Защитные слои корпуса слезают с катера, как очистки лука. Но шанс только один. Один на миллион. Отказали два радара и сканер. Где-то рядом выброс радиации. Но нужно иди вверх, подниматься над горами. Выше. Угол атаки…

Ветер переменился мгновенно, сбросив катер Павлова на полсотни метров вниз. Боковой удар, потом сразу восходящий поток. Вихрь! «Утюг» закрутило, но Николай был готов. Поочередное выключение двигателей, гасить маршевые, старт маневровых. Первая пара, вторая… скорость до нуля. Потом вверх – по широкой спирали, подчиняясь восходящему потоку. Не надо ему противиться. Не надо с ним бороться. Надо использовать погодные условия для своих целей. Подстраиваться, сохранять баланс. До этого момента.

Снова полная мощность. Аварийные системы заходятся визгом, предупреждая о том, что техника вышла за пределы своей расчетной нагрузки. Порог допустимой прочности превышен. Голова раскалывается от боли, во рту привкус крови, пальцы ломит так, словно кто-то колотит по ним молотком. Но он выдержит. Все выдержит. Он же пилот. Теперь главное, чтобы выдержала техника.

Катер, завернутый в одеяло из плавящегося металла, раскаленной иглой ударил в серое небо. Резко набрал высоту. Выше бури, выше! Подняться над ней. Нужно туда, на полсотни километров, где тепло и уютно по сравнению с поверхностью. Десять секунд полной мощности. Пятнадцать. Боковой поток! Обратное завихрение, воронка! К черту болтанку, прорвемся. Перевернуло катер, отбросило, к черту. Сделаем петлю, тут высоко. Петлю на катере никто не делал? Плевать, сделаем и петлю, и бочку, высота позволяет. Поворот на горке, боевой разворот – все что угодно, лишь бы выйти на позицию для набора высоты.

Кровь брызжет на забрало скафандра, капли на экране. Закрывают показатели скорости. Плевать. Сейчас скорость чувствуешь телом. Плечами. Руками. Суставами. Вот! Вверх! Десять секунд. Двадцать. Тридцать…

Все кончилось внезапно. В глазах у Павлова прояснилось, в ушах перестал работать отбойный молоток. Он с удивлением вслушался в тишину – аварийные системы умолкли, и лишь по экранам бежали красные строки, рассказывая о повреждениях. Буря осталась позади. Внизу.

Криво ухмыльнувшись истерзанной губой, Павлов включил автомат управления и запустил общий тест. Обшивка в клочья. Один двигатель перегрелся и отключился. Радиационный пробой грузовых систем – а вот усиленная защита пассажирской зоны устояла. Блок распределения нагрузки – ах ты лапочка. Жив. Тормозит, как плавающий на экзамене школьник, но работает. Дотянем. На этом – дотянем.

Дрожащими руками Николай стащил с головы шлем. Вытер капли крови с внутренней поверхности – пальцем, измазанным в геле. Достал из кармана ложемента салфетку для техники. Вытер все начисто. Надел шлем. Опустил руки на пульт управления. Включил систему дальней связи.

– Пилот Павлов, борт с базы транспортера ноль один, – сказал он. – Сообщение. Поднял катер с поверхности, высота шестьдесят километров. Начинаю виток и выхожу на орбиту. Помощь не требуется.

Он отправил сообщение и на основной, и на аварийной волне. Только бы Рим, дурачина, и в самом деле не сунулся обратно в бурю. Или кто-то еще. Сейчас ответа нет, но сигнал дойдет – и раньше, чем он поднимется на орбиту. А он поднимется. Надо.

Павлов прикрыл глаза. Открыл. И отключил автоматическое управление. Пора возвращаться домой.

Архипов, начальник департамента малых судов, сидел за идеально белым столом. Крохотный кабинет, положенный руководителю, был абсолютно чист – створки шкафчиков закрыты, на столе и тумбочке пусто. Никаких бумаг, цифровых листов, коммуникаторов – ничего такого, что обычно само по себе заводится в кабинетах. Полукруглый стол, белый, гладкий, с мягкими линиями, с закругленными углами. Кресло без подлокотников, с высокой спинкой, белоснежное, мягкое, как перина – выглядело так, словно им пользовались раз в году. На самом деле так и было. Рабочим местом Архипова всегда была палуба малых судов – там он дневал и ночевал. А личным кабинетом пользовался в исключительных случаях. Вот как сейчас.