Ника Ракитина - Все можно исправить. Легкомысленная фантастика [СИ]

Рассказчик оглянулся, словно искал у себя за спиной хвост или этот самый плуг.

— Ну, это так говорится. На деле его тянул модифицированный трактор «Беларус», у которого я был водилой. Он был настолько мощный, точно под его капотом прятался табун не лошадей, а слонов или носорогов. Трактор сиял светодиодами и лазерной подсветкой, красная марсианская пыль в свете мощных фар искрилась неземным сиянием. Счетверенные моторы ревели, гусеницы укатывали бездорожье, а плантажный плуг взрывал непокорную сухую марсианскую почву, заглубляясь в нее ровно на шестьдесят сантиметров. А идущие за тракторами сеялки роняли в борозду генномодифицированные семена.

Увы и ах, осадные орудия, брошенные в марсианскую землю нашими предками атлантами, не дали по-настоящему могучие варианты стенобитной машинерии. Оставшиеся от них растения были квелыми, хилыми и для пробивания куполов не годились. Но лучшие военные ботаники Земли совсем не даром ели свой хлеб, масло, ламинарии, омаров, брюссельскую капусту и красную икру. Проведя сотни исследований и тридцать четыре мозговых штурма, они очень скоро выяснили, что стенобитным орудиям пойдет на пользу горсть родной земли — по одной горсти на каждое.

Рассказчик одушевился. Перед его глазами точно проплывали картины героического прошлого. И каждый, кто слушал его, словно наяву мог это прошлое увидеть. А телепаты (были здесь и такие) — и без «словно».

— Видели бы вы, как один за другим садились на Марс почтовые корабли, и в трюмах каждого лежал кубанский чернозем, и чукотская глина, и пепел с острова Рапа-Нуи, расфасованные в девятиграммовые герметичные пакетики. А мы бросали их под молодые осадные орудия, и те ударились в рост. Сосны, ели, бамбук, виноград, — он завел глаза к расцвеченному рекламой потолку бара, — это было нечто! А если учесть пониженную силу тяжести на Марсе, это было во сколько-то раз нечто. Вот так! И марсианские купола не выдержали! Они треснули под напором осадных орудий, и тогда я впервые увидел противную зеленую марсианскую рожу на фоне красного песка. Тьфу, гадость, прошу прощения присутствующих. Я выпрыгнул из трактора и стал перед ним вот так, — рассказчик сжал кулаки, словно тряс ими невидимого противника. — И глядя в его буркалы, спросил: «Где она?!!! Где тесла?!!»

А он, сволочь, не испугался даже. Ткнул пальцем в зенит и гаденько мне так отвечает: «А вы в расчетах промахнулись. Она к Юпитеру полетела».

Рассказчик размазал слезы по лицу.

— И вот скажите, браточки, за что мы тогда с марсианами воевали? За что плантажные плуги гробили и орудия эти чинили? А?!!

И тут из толпы слушателей пробился к ветерану четвертых марсианских войн зеленый буркалистый марсианин, ободряюще похлопал по плечу, поднес рюмку водки и проникновенно произнес:

— А за яблони вам спасибо, браток. Прилетай по осени, увидишь, какой у нас урожай.

Визор видеофона поймал в прицел одетого в камуфляж шоколадного негра, который давно не был ни пухлым, ни мешковатым. И ладони хозяина дома вспотели и похолодели разом. Подманив микрофон, он прохрипел в дырчатую мембрану:

— Между нами все кончено. Уходи!

— Не гони меня, Пятачок. Я ранен…

Это было отвратительное прозвище. Хозяин дома терпеть его ненавидел. Конечно, он был самым маленьким в академии. И после… быть аналитиком, брать мозгами, давать советы бойцам фронтира — это же совсем не то, что действовать в поле, жить в вечном драйве, ходить по лезвию… Ясно, что Кенга предпочла красавца Винни, всеобщего любимца и героя. А Пятачок остался на этой гнусной планетке считать пчелиные гнезда. Дупла, ульи? Как это называется, в конце концов?

Пятачок хотел вдолбить кулаком по пульту, но тот привычно ускользнул.

— Это не ты! Это не можешь быть ты… Моя любимая фраза?!

— Кажется, дождь собирается… — Винни было плохо, он пошатывался и даже позволил себе ухватиться ладонью за стену. А может, его перевесил рюкзак.

Пятачок сплюнул, сгреб конечности — каждую по-отдельности: виноват был вечный недостаток кислорода в забаррикадированном помещении, — потер небритые щеки и поплелся открывать. Была ночь. Гость удачно подгадал момент, когда впустить его в дом почти безопасно.

Винни практически повис на Пятачке, стоило тому приоткрыть двери. Хозяин втянул его внутрь и прислонив к стене, взялся за створку. Автоматика плохо работала, двери периодически заедали, и приходилось их вразумлять с помощью кувалды и такой-то матери, что у аналитика получалось хреново. Здесь нужен был кулак — такой, как у Пуха, — и вера в собственные силы. Пятачок горько усмехнулся. Наконец справился с дверями и стал запирать замки и накладывать засовы. А когда оглянулся, увидел, что Винни сполз и привалился к стене спиной. Рюкзак лямкой соскользнул с плеча и валялся сбоку — Пятачок умудрился больно приложиться о него ногой: камни Пух там таскает, что ли? На втором плече гостя висел автомат. Хозяин посмотрел на него с опаской, как на ядовитое насекомое. Перевел взгляд на вытянутые на всю прихожую ноги гостя. Штанина на левой густо пропиталась кровью и заскорузла.

Винни шевельнул веками, доказывая, что еще жив.

— Помоги обработать. Жало я выдернул.

— Вставай, обопрись на меня.

Опираясь больше на стену, чем на хозяина, Винни добрел до продавленного дивана в комнате — смеси спальни и дисплейной — и упал на него. Пятачок, упираясь ногами, откидывая спину, напрягая мышцы на руках, втянул в комнату рюкзак и запер вторую бронедверь.

— Что у тебя там? Кирпичи?

— Мед. Неправильный мед.

— Ты спятил?!

— Я ушел… подгадал удачное… время…

Лицо Винни было потным и словно лакированным, губы распухали.

Пятачок, отводя глаза, вогнал ему прямо через штанину в бедро противошоковое с антигистаминным. С размаху, чтобы не начать бояться. Если с ним сейчас случится паническая атака — погибнут оба. Лекарство подействовало, Пух задышал ровнее и заговорил четче. Вместе они разрезали брючину и обработали рану. Пятачок наложил повязку, связал концы бинта изящным бантиком. Винни улыбнулся.

— Спасибо.

— Кенга где? — внутренне обмирая, спросил Пятачок. Кенга была лучшей девушкой на курсе, самой умной и самой красивой. Они все поголовно были влюблены в нее. Сомнений не было, что она выберет героя. И тогда-то и рухнула их дружба. Карточным домиком. А казалось, ее ничем не сломать…

— На Земле, вместе с Крошкой Ру. Мы решили, что так будет лучше. Неправильные пчелы с каждым днем умнеют, ты знаешь.

Пятачок вздохнул:

— Знаю.

Почему-то ему стало легче. Он заварил густой, почти черный чай прямо в стаканах. Один поставил на колено, придерживая за ручку подстаканника, второй пристроил на поручне дивана ближе к Пуху.