Ёсики Танака - ЛоГГ. Том 2. Амбиции

В момент взрыва лейтенант Ринсер с корабля «Дюран-8» флота поддержки был отброшен к стене. Прямо перед тем, как потерять сознание, он почувствовал обжигающе-острую боль в правой руке.

Очнувшись, он увидел вокруг себя дым и трупы. Лейтенант попытался подняться, но закашлялся и потерял равновесие. Он оглядел себя, особенно правую руку, теперь отсутствующую ниже локтя. Во время взрыва в неё попал какой-то обломок. Мышцы сразу же сократились, помог также и скафандр. Результатом стала на удивление терпимая боль и небольшая потеря крови.

— Есть здесь ещё кто-нибудь? — слабым голосом попробовал позвать Ринсер, сидя на полу. Третья его попытка нашла отклик, и к нему приблизилась невысокая фигура.

Брови Ринсера удивлённо поднялись. Под растрёпанными золотистыми волосами он увидел мальчишеское лицо, покрытое кровью и пеплом.

— Что делает юноша твоего возраста в подобном месте?

— …Я ученик. Меня направили в крепость Гармиш работать стюардом.

— Понятно. Так сколько тебе лет?

— Тринадцать… Будет тринадцать через пять дней.

— Мир действительно движется к концу, если дети появляются в зонах военных действий.

Лейтенант вздохнул и, понимая, что конец света всё же ещё не наступил, решил обратить внимание на ранения. Он сказал, где находится аптечка, и мальчик принёс её ему.

Заморозив болевые рецепторы охлаждающим аэрозолем, лейтенант продезинфицировал рану и обернул её защитной сеткой. Ушибы и ссадины ребёнка, вместе с ожогами первой степени, показали, что судьба была на его стороне.

Неожиданно мальчик ахнул, взглянув на уцелевший экран.

— Похоже, враг приближается.

— Враг? — осторожно переспросил лейтенант. — Кто этот враг? Теми, кто сделал это с нами, были…

Когда Ринсер, с трудом держась на ногах, смог встать, то активировал систему аварийных сигналов и нажал на зелёную кнопку.

— Мы сдаёмся. У нас на борту раненые, и мы просим защиты во имя человечности.

«Человечность». Лейтенант скривил губы. Если спасение врага — это человечность, то как назвать убийство собственных товарищей?

— Вы собираетесь сдаться?

— А вы не согласны, юноша?

— Прошу вас, не называйте меня так. У меня есть имя. Меня зовут Конрад фон Модер.

— Какое совпадение. Меня тоже зовут Конрад. Конрад Ринсер. Если молодой Конрад считает, что о сдаче не может быть и речи, то что он предлагает вместо этого? — насмешливо спросил старший Конрад.

Лицо мальчика покраснело от смущения.

— Я не знаю. Сдаваться не хочется, но и сражаться мы не можем.

— Тогда предоставь это мне, — сказал Ринсер, неловко открывая бутылку спирта уцелевшей рукой. — Я на четырнадцать лет старше, а значит — на четырнадцать лет опытнее и мудрее. Хотя эта мудрость и не помогла мне понять истинной природы нашего командира…

Конрад-младший наполовину поражённо, наполовину обеспокоенно смотрел, как молодой лейтенант пьёт из горлышка спирт, будто простое вино.

— Эй, не смотри на меня так. Это в медицинских целях. Такое лечение меня ещё никогда не подводило.

Его слова перекрыл сигнал. Помощь подоспела.

Помощь от врага.

Хотя маркизу Литтенхайму удалось сбежать в крепость Гармиш, его флот был почти полностью разгромлен. Из пятидесяти тысяч кораблей лишь трём тысячам удалось последовать за своим предводителем в крепость, а ещё пять, сбежав из зоны боевых действий, рассеялись в разные стороны. Восемнадцать тысяч были уничтожены, а оставшиеся сдались сами или были захвачены. Позорный удар Литтенхайма по собственным кораблям сильно подорвал боевой дух его людей.

Кирхайс окружил крепость Гармиш и начал приготовления к тому, чтобы захватить её одним мощным ударом, когда один военнопленный попросил его об аудиенции. Молодой офицер, явно не достигший ещё и тридцати лет, пока ещё не смог обзавестись искусственной рукой, так что правый рукав его униформы болтался свободно.

— Думаю, я смогу быть вам полезен, ваше превосходительство, — представившись, сказал лейтенант Ринсер.

— Чем же?

— Полагаю, вы уже догадались. Я — живой свидетель того факта, что маркиз Литтенхайм убил собственных подчинённых, спасая свою жизнь.

— Понятно. Значит, вы были на борту одного из тех кораблей поддержки.

— Да, тогда я и потерял руку. Мы могли бы показать это, — он поднял культю правой руки, — солдатам в крепости.

— Я так понимаю, ваша преданность маркизу Литтенхайму была потеряна вместе с рукой?

— Преданность? — голос Ринсера стал циничным. — Это слово красиво звучит, но слишком часто его употребляют неоправданно. Думаю, эта гражданская война — хороший повод для всех нас, чтобы пересмотреть цену преданности. Прямо сейчас миллионы людей видят, что некоторые предводители не имеют права требовать преданности от своих подчинённых.

Кирхайс был согласен с точкой зрения лейтенанта. Безусловно, преданность никогда не отдавалась безоговорочно. Необходимо, чтобы получатель был достоин её.

— Что ж, хорошо. В таком случае, я прошу вашего сотрудничества. Отправьте сообщение людям в крепости и предложите им сдаться.

— Будет исполнено… — в глазах лейтенанта мерцали сложные чувства. — Если хотя бы пять человек в крепости разделят наше мнение, то Литтенхайму недолго осталось носить голову на плечах.

Вся крепость затаила дыхание. Её командующий, маркиз Литтенхайм, был охвачен ужасом от надвигающегося поражения. Кроме того, он испытывал стыд за своё поведение и потерю лица перед Брауншвейгом и искал утешения в бутылке.

Прошло около половины суток с побега Литенхайма, когда один корабль, сумевший избежать преследования Кирхайса, наконец, добрался до крепости, и перед маркизом появился одинокий офицер.

На голове его была пропитанная кровью повязка, а а сам он заметно кренился вправо под весом тела — по правде говоря, лишь его верхней половины — висящего на плече.

Этот неуклюже двигающийся офицер молча прошёл по коридорам, никто не осмелился к нему обратиться. Остановившись перед охранниками, стоящими у дверей кабинета маркиза, он произнёс:

— Я капитан третьего ранга Радитц из снайперского батальона Везеля. Я хочу увидеть маркиза Литтенхайма.

Начальник караула прочистил горло.

— Я был бы рад доложить о вас, но вы сейчас так грязны и покрыты кровью, что я не могу позволить…

— Грязен, говоришь?! — глаза капитана гневно вспыхнули. — Грязен! Ты говоришь об остатках подчинённых маркиза! Это мои люди рисковали жизнью на поле боя, сражаясь с врагом, чтобы маркиз Литтенхайм мог уйти!

Опасаясь решимости капитана и трупа в его руках, охранники отпрянули в стороны, когда Радитц двинулся вперёд.

Дверь открылась, и стало видно маркиза Литтенхайма, сидящего за столом.