Гарри Гаррисон - Звездные похождения галактических рейнджеров: фантастические произведения

Все на продажу: ножи, мачете, матрасы, мотыги, упряжь, кнуты, лифчики, велосипеды, все есть, все можно купить. А среди крупных лавочников одинокие торговцы — мужчина, сидящий на корточках с горсткой лаймов в протянутой ладони, женщина с деревянным лоточком, где разложены сигареты из одной-единственной пачки ради продажи поштучно, а рядом с ней — продавец, укладывающий в крохотные бумажные фунтики живые древесные личинки, так ценимые в качестве ингредиента соусов.

Тони ринулся в оживленную сутолоку, отираясь плечами и наступая на ноги другим и даже не пытаясь избежать подобной же участи. Первым делом торговец шляпами с бесчисленными ярусами темных сомбреро, проигрывающих на широких, загнутых кверху полях нескончаемый сюжет. Покупка — незатейливое белое соломенное сомбреро, и дальше в путь. Пиво, чтобы промочить горло. Белые штаны, белая блуза — повседневная одежда батрака или фермера. Вещи аккуратно завернуты в газету, мачете для большей достоверности, затем все вещи спрятаны в соломенный морраль — корзину, которую можно носить в руке или через плечо. Подмигнув непонятно кому, Тони запетлял среди рядов, чтобы убедиться в отсутствии слежки, в сторону бетонного бункера общественного туалета. Здесь, в кабинке с металлическими стенами, преображение завершилось. Вошедший в заведение турист-янки бесследно исчез, его вещи, завернутые в газету, отправились в морраль, и на улицу вышел человек из народа, какими мексиканская толпа кишмя кишит. Тони стал невидимкой.

Не помешало бы чуток отпраздновать это событие, и Тони повлекли к себе хлопающие двери кантины под названием «La Cucaracha». Лицо у него достаточно смуглое, волосы достаточно черные, испанский достаточно хорош для подобной маскировки. Полицейские его даже не увидят, не разглядят шпиона-гринго в простом фермере. Удача гарантирована. Нырнув в волны табачного дыма и громкой музыки, несущейся из музыкального автомата, Тони пробился к деревянной стойке и окликнул бармена:

— Пива!

— Пиво тут теплое, не советую.

Сказавший это — высокий, широкоплечий, одетый точь-в-точь как Тони — стоял рядом, сжимая в громадной ладони крохотный стаканчик, с видом безмерной скорби, лишь усугубляемым длинными обвисшими усами.

— А что посоветуешь? — поинтересовался Тони, заранее предвкушая ответ.

— Мескаль, — пробубнил тот мрачно, хотя сам наслаждался напитком вовсю; просто такова его обычная манера. — Который из Текилы.

— Очень славная мысль. Не составишь компанию?

— С удовольствием. Меня зовут Пабло.

— Антонио.

Неспешно, предвкушая удовольствие, каждый лизнул подушечку большого пальца, чтобы прилипла вытряхнутая из солонки соль, сжал ломтик лайма между указательным и соленым большим пальцем, другой рукой приподнял стаканчик с прозрачным дистиллятом даров сока агавы, после чего приступил к приятному ритуалу: лизнуть соль, отхлебнуть текилы, откусить лайма, смешивая все вкусовые ощущения во рту в неописуемо дивной комбинации, ибо, как утверждают знатоки, иным способом пить текилу просто нельзя.

— Теперь моя очередь покупать выпивку, — заявил Пабло.

— Не обижайся, но я не согласен. Недавно скончавшийся дядюшка моей жены оставил по завещанию небольшую сумму денег, и я их получил. Дядюшка был славным человеком, любил выпить, так что я куплю на дядюшкины деньги бутылочку, и мы выпьем за него.

— Очень верная и добрая мысль. Сразу видно, что человек был хороший. — Пабло громко постучал толстым донышком стакана о стойку, и бармен поспешил доставить заказ.

Когда уровень жидкости в бутылке заметно поубавился, под конец интересного анекдота о каких-то ворованных курах Тони упомянул о разыгравшемся аппетите. Угрюмо кивнув в знак согласия, Пабло снова постучал стаканом.

— Два сандвича!

Тони не без трепета смотрел, как бармен раскроил две булочки пополам, выудил из громадной стеклянной посудины два очень зеленых, длинных и исключительно жгучих перца и втиснул их в булочки. Затем, продолжая смаковать, полил хлеб из кувшина каким-то острым соусом, даже чуть более жгучим, чем сам перец, и уж тогда выложил готовый продукт на стойку. Пабло ел, мерно откусывая раз за разом, с тупой решимостью тщательнейшим образом пережевывая каждую порцию, а покончив с едой, слизнул с кончиков пальцев последние капли соуса. Тони тоже съел свой сандвич, наслаждаясь каждым укусом, хотя слезы струились из глаз ручьями; давненько он не практиковался. Потом они хлебнули текилы, чтобы питательные сандвичи лучше усвоились.

Чуть подальше у стойки вдрызг пьяный человек громогласно провозглашал, дескать, Халиско — лучший город в Мексике, а все остальные города построены из кизяка; словом, сущую неправду, и когда эти декларации стали чересчур назойливыми, ему съездили по физиономии и вышвырнули за порог, так что разговоры естественным образом обратились к родным пенатам. Пабло оказался родом из деревеньки Теноцтлан, здесь же, в штате Герреро, тут недалеко, и понял, поскольку всегда придавал значение подобным вещам, что Антонио не из Герреро, а более далекого штата.

— Правильно. Я из Калифорнии.

— Во куда забрался! Ну, хотя бы на том же берегу.

Разумеется, он решил, что речь идет о штате Баха-Калифорния, а не расположенном чуть повыше американском штате, но прежде чем Тони успел поправить его или хотя бы подумать, стоит ли это делать, как подал голос еще один человек, стоявший рядом:

— А я из деревни Куаиникульпа, которую неграмотные зовут Куихлой, и это сразу видать по моему виду.

Пабло кивком подтвердил его слова, но Тони, сколько ни щурился, так и не высмотрел оснований для подобного утверждения. Человек как человек, ничуть не отличается от остальных посетителей кантины, хоть и смуглей обычного, так что Тони был вынужден поинтересоваться, почему.

— Ты нездешний, так что твое невежество вполне можно понять. Много лет назад, когда сюда возили рабов из Африки, было одно гордое племя, которое не могли поработить, и звали его банту. Банту захватили корабль, в котором их везли, поубивали своих тюремщиков. Говорят, те померли ужасной смертью, но по заслугам. Потом банту высадились на сушу, скрылись и основали нашу деревню. Очень давняя история.

— В те дни они были чересчур задиристы, чтоб стать рабами, — заметил Пабло, когда все трое выпили в честь бежавших рабов. — В школах нас пичкают лажей. Испанцы обратили в рабство всех индейцев.

— А когда у них не было нужды в рабах, они убивали индейцев, — вставил Тони. — Мне ли не знать, я ведь индеец.

— Я тоже индеец.

— А я банту.

— Мое племя никто не поработил. Вы слыхали об апачах?

— Я слыхал. Живут далеко на севере, в Чихуахуа.

— Вот именно, и в Соноре тоже, и в штатах Северной Америки. Нас никто не обратил в рабство. Мы сражались и гибли, но рабами не становились.