Николай Липницкий - Записки марсианина [publisher: SelfPub]

– Да тут, в основном, все кучкуются. А ты всё время один.

– Мне так лучше.

– Слышал уже. Но это неправильно.

– Почему?

– Раньше ты любил одиночество?

– Нет. Конечно, с кем попало, я не дружил, но определённый круг общения был.

– Твоя тяга к одиночеству – это реакция на горе, которое ты пережил. Ты стараешься замкнуться в своём коконе, считая потерю жены поводом к тому, чтобы страдать в одиночестве. Так тебе кажется правильным и удобным.

– А что не так?

– Всё не так. Это прямой путь к психическим отклонениям. Ты же не хочешь быть психом.

– Не горю желанием, знаешь ли.

– Вот, поэтому, нужно в народ идти. И не думать о своём горе ежеминутно и ежечасно. Конечно, ты считаешь, что, если не будешь думать о жене, то предашь её память. А веселье – вообще кощунство. И, это, скажу тебе, основная ошибка, которая столько людей сгубила, что и назвать страшно. Помнить о погибших нужно. Но память эта должна быть светлой, как и грусть. А оттаять, как раз, общение с людьми поможет.

С лёгкой руки Харма, я снова стал общаться с народом и, действительно, почувствовал себя гораздо лучше. Виделись мы каждый вечер и вместе просиживали допоздна за стаканчиком-другим винца. Часто к нам присоединялась и Луя, проживающая неподалёку, в нашем же квартале. Симпатичная девушка, весёлая и рассудительная одновременно. Она прибыла на Луну за месяц до нашего туда заселения и считалась старожилом. Мы, как-то быстро сошлись и я, даже, начинал скучать, если она по каким-то причинам, не приходила вечером в бар.

– Ты в курсе, что будет всего три волны колонизации? – как-то задал он мне вопрос.

– Да. Слышал я такое, – уклончиво ответил я.

– И как тебе?

– Что?

– Ну, то, что всего шесть тысяч человек будут удостоены чести жить в новом мире. А остальные будут умирать вместе с Марсом.

– Не знаю. Когда впервые узнал это, у меня шок был. Но, ведь, это не моего ума дело. Ничего не поменяешь. Не в наших силах.

– А мне это категорически не нравится! Почему всего шесть тысяч? А остальные, что, рылом не вышли?

– Подбирали только тех, кто работал над проектом. Ну и, ещё, тех, кто квалификацией нужной обладает.

– То есть летят те, кто конкретно его касался? А то, что на этот проект вся империя работала, это не в счёт? По большому счёту, каждый гражданин нашей империи приложил руку к нашему полёту. А полетят только те, кто может обеспечить изменение условий жизни на Земле, а потом те, кто будет обслуживать императорскую семью и достойных членов общества, то есть, элиту. А на остальных им наплевать.

– И что мы можем поделать? И так, считай, повезло, что в экспедицию попали.

– Не знаю. Неправильно всё это. Император и на Марсе жил, как у Богов за пазухой. Как и его приближённые. Но, там ему приходилось на других монархов оглядываться. Того и гляди кто-нибудь из них войну объявит. А тут – он будет единственным правителем на всей планете. И опять не понятно. Ему-то народу, чем больше, тем лучше нужно. Чтобы сразу большая империя получилась.

– Не нужно ему это, – наконец, решился я, справедливо полагая, чтоХарм тоже допущен к секретам, поэтому, ему рассказать можно.

– Почему не нужно?

– Была у меня беседа с нашим министром. Много чего интересного он мне рассказал в порыве откровенности.

– Интересно. Ваше министерство-то – самое влиятельное в империи, а министр вообще, считай, почти правая рука императора в последнее время.

– Ага. Так, вот, он сказал мне, что на Земле им не нужно столько народу. Это не просто люди. Они носители старой жизни, старой истории и старого менталитета. А такие там не нужны. Их судьба: умереть вместе с планетой.

– Так и сказал?

– Слово в слово.

– Вот, сволочи! Тогда всё ясно.

– Что тебе ясно?

– То, что император затеял создать на земле новую нацию. Нацию, для которой он будет богом. А для этого, много народу не нужно. Чем больше общество, тем тяжелее контролировать каждого его члена. Это на марсе было: чем больше народу, тем сильнее государство.

– Ты всерьёз думаешь, что нам можно внушить такую глупость?

– Ну, внушить, конечно, нельзя. Но контролировать наши слова и поступки – можно. Мы же верим в избранность монарха. Для начала этого достаточно. А потом пойдут дети, которым уже можно внушить и божественность происхождения императорской семьи. А внуки уже это будут воспринимать, как истину в последней инстанции.

– Он столько не проживёт.

– Так, он не только о себе заботится. Он в будущее смотрит. У него тоже наследник будет. А у этого наследника ещё наследник. Уже бог, на которого будет молиться всё население земли.

– Хитро он замутил. И, ведь, получится же у него!

– Получится, если до Земли долетит.

– Ты это о чём?

– Да, нет. Это я так, к слову.

– Секретничаете? – подбежала к столику Луя.

Наши перечмоканные физиономии тут же расплылись в улыбке. Не знаю, как у Харма, но у меня всегда поднимается настроение, стоит только девушке появиться рядом.

– Ну, что ты? – поспешили мы оправдаться. – От тебя никаких секретов!

– О чём разговор? – Луя уселась на свободный стул. – Грэг, закажи мне коктейль.

– Одну минуту! – я махнул рукой официанту.

Тому много говорить тоже не нужно было. Девушку тут знали и то, что она обычно заказывала, тоже секретом не было. На столе, как по волшебству, быстро возник высокий бокал с оранжевым напитком.

– Так, о чём до меня говорили-то? – сделала она глоток. – Лица у вас какие-то тревожные были.

– Да о Земле говорили.

– И что?

– Ну, что там ждёт нас? Сможем ли мы приспособить её к жизни?

– Нашли о чём печалиться! Да всё нормально будет! Тут такие умы собрались! Я, когда Луну к заселению готовила, списки изучила. Такие величины, аж оторопь берёт! Уровень планетарный. Да и на Марсе, наверное, не ерундой маялись. Все варианты просчитали, стратегию разработали. Вон, складские помещения доверху оборудованием забиты. Месяц только его завозили. Опять же семенной материал, образцы ДНК в криокамерах. Нет, что ни говорите, а получиться должно.

– Кто же сомневается? – засмеялся я. – Получится, конечно.

– Так и грустить нечего. Я сейчас, – заметила кого-то в толпе Луя и, тут же, подскочив со своего места, умчалась.

– Вот, егоза! – с нежностью проговорил Харм. – Ты присмотрись к девушке. Хорошая она.

– С чего это, вдруг?

– Нравится она тебе. Чувствую я. И ты ей нравишься. Из вас прекрасная пара получится.

– Скажешь, тоже, – смутился я.

– Уж поверь мне. Я такие вещи сразу вижу.

То, что к Луе я давно уже неравнодушен, я и сам знал. Только, гнал от себя эту мысль. А, видать, со стороны заметно. Вон, Харм же видит. Но, получается, и ей я небезразличен. И это хорошо. Правда, чувство вины перед Мией вносит некоторый дискомфорт. Но Харм, наверное, прав. Память об ушедших не должна мешать жить. Грусть должна быть светлой. Хотя, о чём-то серьёзном говорить ещё рано. Мы с Луей, пока, просто друзья. А перерастёт это во что-то большее, или нет, кто знает?