Валерия Панина - Кратчайшее расстояние

— Блоки на пирамиде встали на место. Видите, — он вывел на экран раннее изображение, — здесь был вход. Мы его не закрывали, после того, как первый раз открыли, да и действие механизма нам пока не удалось понять.

— Можно открыть пирамиду изнутри?

Келлер оглянулся вглубь корабля.

— Таких попыток мы не делали, — ответил уклончиво.

— Что предлагаете? — Горелов повернулся к офицерам.

Начальник ЦУП ответил не сразу.

— Продолжить мониторинг места высадки, наладить связь.

— Что вообще со связью? — рявкнул Горелов.

Длинный доклад связистов, полный технических терминов, мы почти не слушали. Обнялись с Катей, молчаливо утешая друг друга. Я содрогнулась всем телом, сдерживая всхлип.

— Люда, дети, — предостерегающе сжала мою руку подруга.

Дети, и правда, вели себя непривычно тихо.

— Все будет хорошо, — прошептала я, гладя живот. — Все обязательно будет хорошо.

Маленькая ручка (или ножка?) ласково толкнула меня изнутри, подтверждая.

Доля женщины — ждать, веря в лучшее вновь,

Не сдаваясь ветрам и печалям,

Нас спасает Надежа, спасает Любовь,

И уверенность в том, что нас ждали…

Представляя, что вот он вернется домой,

И обнимет: "Спасибо, родная!"

Прямо в сердце своем принимаем мы бой,

Новый мир без беды создавая.

Надо верить, что жив, и тогда на Луне

Он услышит твой шепот надежды:

"Я тебя очень жду, возвращайся ко мне!"

Он вернется, здоровый, как прежде…

Он обнимет тебя, он дождется детей,

Будет тоже вставать к ним ночами,

И поэтому — жди, и поэтому — верь,

Не сдаваясь беде и печалям!

Стихи Татьяны Резниковой.

Глава 18. Новая жизнь.

К одиннадцати ночи напряжение достигло наивысшей точки. Новостей по-прежнему не было. Мы устали, от долгого сидения отекли не только ноги, но и руки, лицо, поднялось давление. Спину, живот тянуло невыносимо. Мы игнорировали и плохое самочувствие, и врачей, уговаривавших нас отдохнуть, уйти хотя бы на полчаса полежать. В начале двенадцатого Камиль измерил давление сначала мне, потом Кате и молча начал набирать номер на телефоне.

— Палату готовьте. Вызовите гинеколога, который их наблюдает. Подъехала уже? Нет, пока к нам положим, возить некогда.

— Никуда мы не пойдем, — возмутилась я. — Катя, ты же врач, скажи ты ему!

— Не будь дурой, — грубо оборвал меня Бадамшин. — У тебя сейчас роды начнутся, и у нее тоже. Ты риск рождения на тридцатой неделе мертворожденных или живых, но нежизнеспособных, осознаешь?

Окончание драмы мы с Катей узнали только поздним утром. Нас увезли, в двухместной палате уже ждала Инга, посмотрела, коротко переговорила с Камилем, медсестричками, нас переодели в удобное, уложили и что-то вкололи. Я уснула мгновенно, еще иголку из попы вытащить не успели. Пришла в себя, полежала, плохо соображая, где я и что вчера было. Голова кружилась, лежать было неудобно, живот ужасно мешал. Живот! Я торопливо ощупала себя. По-прежнему беременна. Дети, вы как? В животе слабо толкнулись. Я еще полежала, собираясь с силами.

— Люда, проснулась? — тихо позвала Катя.

— Да, — я повернула голову. — А ты давно не спишь?

— Только что, — подруга выглядела немного бледной, но все же лучше, чем вчера.

— Все ведь уже закончилось? — выговорила я с трудом. — Они уже знают?

Вместо ответа Катя нажала кнопку. Через несколько минут в палату набилась куча народу — врачи, Галина Коровина, начальник медцентра. Доктора нас по очереди деловито щупали, обсуждали, что-то решали. Галя и Ливанов стояли у порога, негромко переговариваясь.

— Что? — умоляюще проговорила я, чувствуя близкие слезы. — Что?!

— Говорите! — не выдержала Катя, заливаясь слезами. — Живы?

— Девочки, вы только не волнуйтесь, — подошла ближе Галя.

— Виталий Германович скоро подойдет, — добавил Алексей. — Сам все расскажет.

— Хватит! — заорала я, рывком поднимаясь. — Это невыносимо! Я не могу больше! Скажите — живы?!

— Людмила, — взяла меня за плечи Инга. — Немедленно ложись, тебе нельзя вставать!

— Вы скажете или нет?! — села, отмахиваясь от Камиля, Катя.

Эта мизансцена длилась секунды, а нам казалось, что вечность.

— Экспедиция возвращается, — заговорил Ливанов, — Живы все, двое ранены. Состояние критическое.

Я только увидела, как обмякла в руках коллеги Катя и больше ничего не помню.

'На чем проверяются люди, если войны уже нет? Приходится слышать нередко, сейчас, как тогда: 'А ты бы пошел с ним в разведку? Нет или да?' Я шептала строчки Высоцкого, маясь бессонницей в больничной палате. Думала. Сегодня нам показали запись рапорта о произошедшем там, на Луне. Сухой казенный язык, короткие рубленые фразы. А у меня перед глазами, как живые, вставали картинки. Если бы сама не летала в космос, не была на Марсе, так ярко представить бы не могла, конечно… А так…

Бессознательную тревогу, как предчувствие опасности, когда мышцы реагируют прежде, чем мозг, они ощутили раньше странного звона. Секунда, другая, звон переходит в гул; пол содрогается, плиты над головой начинают сходиться. Прожекторы вспыхивают и гаснут, брызнув во все стороны стеклом разлетевшихся на мельчайшие осколки ламп.

— Нетесин! Возвращайся, это приказ!

Все, кто когда-либо служил в армии, знают силу этого слова. На него реагируют автоматически. Здесь, на Земле. А там, в космосе? Когда тишина в наушниках, когда Неведомое смотрит на тебя из темноты? Знаете, некоторые испытывают страх, глядя на звездное ночное небо у собственного крыльца или едва выехав за дорожный знак с названием родного города. Мы видели его за сотни миллионов километров от Земли. Думаете, не боялись? Но еще больший страх внушает не бездушное величие чужой планеты и далеких звезд, а осознание, что кто-то, не человечество, по крайней мере, не современная цивилизация, создало нечто грандиозное там, где люди просто случайные гости. И Марку, умному, образованному, обладающему многими навыками и компетенцией, не хватило опыта работы в космосе. На сколько он поддался панике? На мгновение, на долю секунды? Этого хватило, что бы организм человека, полгода проведшего в состоянии постоянного стресса и повышенной нагрузки, жестко отреагировал. Сердечный приступ, микроинфаркт у молодого мужика, потерял сознание.

Остальные включили на скафандрах фонарики, каким-то чудом заработала связь, пусть только между ними. Нашли Марка, принесли к выходу, который отыскали по светлому пятну — на Луне продолжался длинный, почти две недели, день, а плиты не смогли сойтись до конца, поскольку ребята спускались сами и опускали оборудование с помощью лебедки, закрепленной в грунте у подножия пирамиды.

Подняться на несколько десятков метров вверх по тросу в условиях пониженной гравитации было не так уж трудно. Понять, как открыть, было намного сложнее, да и времени не было. Они пошли простым путем — попытались с помощью системы тросов и той же лебедки хоть немного расширить проход. К тому времени, как они это смогли, потратили почти весь кислород. Влад Есин много времени работал на высоте у прохода, а когда работаешь интенсивно, баллоны расходуются быстрее. Его сменил Артем, выбрался первым, они с Игорем подняли беспомощного Марка, потом поднялись оставшиеся. Когда Артем с Игорем дотащили до ВПК Нетесина, обнаружили, что Влад до посадочного комплекса не дошел буквально пару метров, вырубило. Кислород у них у всех почти закончился. Можно было бы сменить баллоны на запасные и только потом вернуться за Владом, но для него это повышало риск умереть от удушья, и они вернулись. Внесли Влада — у него уже гипоксия началась, сменили баллоны сначала раненым, потом себе.