Орсон Кард - Эндер Виггин [компиляция]

— Думаешь, Графф пытается вынудить нас дать согласие и дальше держать Эндера при себе, там, в космосе?

— Я думаю, его волнует, что будет с Эндером. И он дает нам понять — не говоря об этом прямо, потому что каждое его письмо может использоваться против него в суде, — что Эндер в серьезной опасности. После победы Эндера не прошло и десяти минут, как русские предприняли жестокую попытку установить контроль над МФ. Их солдаты успели расправиться с тысячами офицеров флота, прежде чем МФ смог дать отпор. А что было бы, одержи они победу? Они вернули бы Эндера домой и провели парад в его честь?

Тереза все это понимала. Знала с той минуты, как прочла письмо Граффа. Нет, еще раньше — она с ужасом осознала это, как только услышала, что война с жукерами закончена. Эндер домой не вернется.

Она почувствовала на плече руку Джона Пола и стряхнула ее. Тереза лежала, отвернувшись от мужа, и плакала, потому что знала — спор ею проигран. И еще потому, что в этом споре она сама была на другой стороне.

— Когда он родился, мы знали, что он нам не принадлежит.

— Но на самом деле он наш…

— Если он вернется домой, его жизнь окажется в руках любого правительства, имеющего власть защитить и использовать его… Или убить. Он самый важный козырь, оставшийся с войны. Великое оружие. Это все, чем он будет. И в любом случае у такой знаменитости, как он, не может быть нормального детства. А мы… Тереза, много ли пользы будет от нас? Понимаем ли мы, чем была его жизнь в последние семь лет? Какими родителями для этого мальчика — мужчины, которым он стал, — будем мы?

— Мы будем замечательными родителями, — сказала она.

— Это потому, что мы идеальные родители для детей, которые все же живут с нами в одном доме?

Тереза повернулась на спину:

— Ох! Бедный Питер. Его, должно быть, убивает сама мысль о том, что Эндер может вернуться.

— Эта мысль лишает ветра его паруса.

— О, насчет этого я не уверена, — сказала Тереза. — Готова поспорить, Питер уже раздумывает, как обернуть себе на пользу возвращение Эндера.

— Пока не поймет, что Эндер слишком умен, чтобы его можно было использовать.

— Но Эндер ведь не имеет опыта в политике? Он же все время был с военными.

Джон Пол хихикнул.

— А, ну да. Конечно, можно подумать, среди военных меньше политиков, чем в правительстве. Но ты права, — сказал Джон Пол. — В этом смысле у Эндера есть защита. Да, есть люди, которые намерены его использовать, а он не слишком опытен в бюрократических баталиях. По-видимому, в этих делах он действительно подобен ребенку в джунглях.

— Так Питер и вправду сможет им воспользоваться?

— Меня тревожит не это. Меня тревожит, что сделает Питер, когда поймет, что не сможет воспользоваться им.

Тереза села и посмотрела мужу в лицо:

— Думаешь, Питер поднимет руку на Эндера?

— Питеру не обязательно поднимать свою руку для чего бы то ни было. Ты знаешь, как он использует Валентину.

— Лишь потому, что она позволяет ему себя использовать.

— Именно это я и имею в виду, — сказал Джон Пол.

— Эндеру не грозит опасность со стороны своей же семьи.

— Тереза, нам нужно принять решение: как будет лучше для Эндера? Как будет лучше для Питера и Валентины? Для будущего всего мира?

— Вот так вот, лежа на кровати, посреди ночи мы вдвоем решаем судьбу всего мира?

— Дорогая, мы решили судьбу мира, когда зачали малыша Эндрю.

— И при этом отлично провели время, — заметила она.

— Хорошо ли будет для Эндера вернуться домой? Сделает ли это его счастливым?

— Ты правда думаешь, что он нас забыл? — спросила Тереза. — Думаешь, Эндеру плевать, вернется ли он домой?

— Возвращение домой длится один-два дня. После этого начинается жизнь здесь. Угроза со стороны иностранных держав, обычная — а для него ненормальная — школа, постоянное вмешательство в его личную жизнь… И не забывай неутолимые амбиции и зависть со стороны Питера. Поэтому я спрашиваю еще раз: будет ли жизнь Эндера здесь счастливее, чем если бы он…

— Если бы он остался в космосе? Но какая жизнь будет у него там ?

— Флот взял на себя обязательство: полный нейтралитет относительно всего, что происходит на Земле. Пока Эндер будет у них, вся планета — все правительства — будет знать, что для них лучше даже не пытаться идти против флота.

— Значит, отказавшись возвращаться домой, Эндер продолжит перманентно спасать мир, — заметила Тереза. — Какая насыщенная у него будет жизнь!

— Суть в том, что больше никто не сможет его использовать.

Тереза выбрала сладчайший из своих голосов:

— Так ты думаешь, нам стоит написать Граффу, что мы не хотим возвращения Эндера домой?

— Ничего такого мы не станем делать, — сказал Джон Пол. — Мы напишем, что мы будем рады встретить сына и что мы не видим необходимости в какой-либо охране.

Она не сразу поняла, почему он на первый взгляд переиначил все, что только что наговорил.

— Все письма, которые мы отправляем Граффу, станут достоянием общественности, равно как и его письма к нам, — сказала она. — И будут такими же бессодержательными. Мы ничего не станем предпринимать и позволим всему идти своим чередом.

— Нет, дорогая, — сказал Джон Пол. — Так уж случилось, что в нашем доме живут два самых влиятельных рупора, формирующих общественное мнение.

— Джон Пол, но ведь официально мы не знаем, что́ наши детки вытворяют в Сети и как влияют на текущие события корреспонденты Питера и изощренная демагогия Валентины.

— И дети, похоже, не догадываются, что у их родителей есть мозги, — сказал Джон Пол. — Похоже, они полагают, что подброшены нам феями, а наши гены ничего не значат. И Питер, и Валентина обращаются с нами как с удобными примерами невежественного общественного мнения. А поэтому… давай подкинем им немного общественного мнения, которое подтолкнет их сделать что-то в интересах брата.

— В интересах брата, — эхом откликнулась Тереза. — А мы знаем, что в его интересах?

— Не знаем, — согласился Джон Пол. — Нам известно только то, что́, как нам кажется, послужит его интересам. Но одно совершенно точно: мы с тобой знаем об этом уж больше, чем все наши дети.

Валентина вернулась из школы, кипя от скрытой ярости. Учителя — идиоты! Иногда ее просто сводило с ума, когда на заданный вопрос учитель пускался в терпеливые объяснения, словно она спрашивает потому, что не понимает предмет. Она не понимает, она — а не сам учитель! Но ей приходилось сидеть и выслушивать объяснение: уравнение было начертано на голографических дисплеях на компьютере у каждого, и учитель растолковывал его часть за частью.

Затем Валентина нарисовала в воздухе маленький кружок вокруг проблемного члена уравнения, некорректно прокомментированного учителем, — ключевого элемента, указывающего на то, что ответ его был неверным. Разумеется, кружок Валентины был виден не всем, эта функция была активирована лишь на терминале учителя.