Орсон Кард - Эндер Виггин [компиляция]

— Квим, жукеры строят космический корабль для пеквениньос.

— Да, Эндер сказал мне об этом. И когда я спорил по этому вопросу с отцом Солнцесветом…

— Он пеквениньо?

— Один из детей Человека. Он сказал: «А, ну да» — так, будто всякий об этом знает. Может быть, он считает, что если пеквениньос в курсе, то, значит, это известно и всем остальным. Он также поведал мне, что племя наших еретиков намеревается попытаться захватить судно.

— Зачем?

— Чтобы привести его на какой-нибудь обитаемый мир, само собой разумеется. Вместо того чтобы найти необитаемую планету, терраформировать ее и впоследствии колонизировать.

— Мне кажется, правильнее было бы сказать «лузиформировать».

— Смешно. — Квим даже не улыбнулся. — И существует вероятность, что они добьются своего. Идея о превосходстве свинксов над всеми остальными расами пользуется большой популярностью, в особенности среди пеквениньос, не принявших христианства. Большинство из них глубоко не задумываются. Они не понимают, что замышляют ксеноцид. Что уничтожат бесследно всю человеческую расу.

— Как это им удалось проскочить мимо такого «незначительного» упущения?

— Еретики больше всего упирают на тот факт, что Господь настолько привечает людей, что послал им своего единственного возлюбленного Сына. Ты, естественно, помнишь Писание.

— И кто уверует в Него, тот спасется.

— Точно. Те, кто уверует, получат в награду вечность. Так они представляют себе третью жизнь.

— А следовательно, все умершие не уверовали.

— Нельзя сказать, что пеквениньос просто в очередь выстраиваются, чтобы записаться в странствующие ангелы смерти. Но таких набралось уже достаточное количество, и настала пора принять меры. И не только ради спасения Матери-Церкви.

— Ради спасения Матери-Земли.

— Вот видишь, Миро, иногда такой миссионер, как я, принимает на свои плечи тяжесть всего мира. Еще не знаю как, но я должен убедить этих несчастных еретиков в том, что они совершили ошибку, и склонить их к принятию доктрины, которую проповедует Церковь.

— Так зачем же тебе говорить с Корнероем?

— Чтобы выведать у него кое-какие сведения, которые никак не хотят выдавать нам пеквениньос.

— Какие же?

— Точное местоположение. По Лузитании раскиданы тысячи и тысячи лесов пеквениньос. Который из них впал в ересь? Корабль давным-давно покинет планету, пока я в одиночку разыщу этот лес.

— Ты собрался туда один ?

— Как всегда. Я не могу вести за собой маленьких братьев, Миро. До тех пор пока лес не обращен в истинную веру, свинксы имеют обыкновение убивать чужеземных пеквениньос. Один из редких примеров, когда лучше быть раман, чем утланнингом.

— Мать знает, куда ты собрался?

— Прошу тебя, Миро, ну поразмысли здраво! Я ни капельки не страшусь Сатаны, но мама…

— А Эндрю?

— Конечно знает. Он настаивает на том, чтобы я взял его с собой. Говорящий от Имени Мертвых пользуется огромным влиянием, и он считает, что может оказать мне помощь.

— Слава богу, ты хоть не отправишься туда в одиночку.

— Ты не понял. Я все равно никого не возьму с собой. Когда это бывало, чтобы человек, облаченный в доспехи Господни, обращался за помощью к какому-то гуманисту?

— Эндрю — католик.

— Он посещает мессу, он причащается, он регулярно исповедуется, но он все-таки остается Говорящим от Имени Мертвых, и я не думаю, что он действительно верит в Бога. Я еду один.

Миро взглянул на Квима, в глазах его мелькнуло восхищение.

— Знаешь, а ведь ты крутой сукин сын!

— Круты только сварщики да кузнецы. У сукиных детей свои проблемы. Я просто служитель Господа и нашей Церкви, и у меня есть работа, которую я должен исполнять. Вообще-то, недавние события показали, что мне больше угрожает опасность погибнуть от руки собственного брата, нежели от козней самых яростных еретиков-пеквениньос. Со дня смерти Человека пеквениньос крепко держат свое слово — никто ни разу не поднял руки на колонистов. Может быть, они и еретики, но они по-прежнему остались пеквениньос. Они не нарушат данную ими клятву.

— Прости, что ударил тебя.

— Я принял это как дружественные объятия, сын мой.

— Если бы действительно так оно и было, отец Эстеву!

— Как пожелаешь, так тому и быть.

Квим повернулся к дереву и начал отбивать ритм. Почти сразу звуки начали изменяться, приобретать то высокую, то низкую тональность — дерево перемещало пустоты внутри себя. Миро выждал пару секунд, прислушиваясь к речи, пусть даже не понимая языка деревьев-отцов. Корнерой общался единственным доступным дереву способом. Когда-то он обладал настоящим голосом, производил звуки при помощи губ, языка и зубов. Лишиться тела можно по-разному. Миро выжил, когда, по идее, должен был умереть. Он выжил калекой. Но он все же мог ходить, пусть неловко, мог говорить, пусть медленно. Он считал, что на его долю выпали страдания Иова. Корнерой и Человек, куда более ущербные, нежели он, твердо верили, что обрели вечную жизнь.

— Ситуация не из приятных, — заметила Джейн.

«Да», — молча согласился Миро.

— Отец Эстеву ни в коем случае не должен отправляться в тот лес один, — продолжала Джейн. — Пеквениньос зарекомендовали себя как опытные и безжалостные бойцы. Они не успели забыть прошлое.

«Так скажи это Эндеру, — ответил ей Миро. — Я здесь не властен».

— Отлично сказано, мой герой, — съязвила Джейн. — Я свяжусь с Эндером, а ты тут пока поброди, вдруг долгожданное чудо возьмет да свершится.

Миро глубоко вздохнул, спустился с холма и прошел в ворота.

— Я говорил с Эндером и его сестрой Валентиной. Она историк.

— Что это значит?

— Она изучает разные книги, чтобы поближе познакомиться с историей человечества, а потом пишет свои книги о том, что ей удалось отыскать, и передает их другим людям.

— Но если истории уже кем-то изложены, зачем она переписывает их?

— Потому что их не так поняли. Она помогает людям лучше понять их.

— Раз уж жившие в те времена не сумели разобраться, как она, пришедшая через века после случившегося, может что-то понять?

— Я и сам задал ей тот же вопрос, а Валентина сказала, что она не всегда толкует их буквально. Прежние писатели руководствовались тем, что было важно для их эпохи, а она представляет прошлое так, как оно должно выглядеть в глазах людей ее эпохи.

— Значит, история не остается прежней?

— Нет.

— Но каждый раз они принимают ее за правдивое освещение событий?

— Валентина что-то такое объясняла насчет того, что некоторые истории могут быть истинными, а другие — правдивыми. Я, правда, ничего не понял.

— Почему они сразу не запоминают истории во всех подробностях? Тогда бы им не пришлось постоянно лгать друг другу.