Орсон Кард - Эндер Виггин [компиляция]

— Слушай, ты и в самом деле во все это веришь? — недоверчиво покосился на него Миро.

— Это зависит от того, что ты понимаешь под словами «все это», но могу сказать — да, я верю.

— Я имею в виду все это. Бог во плоти, воскресший Христос, видения, крещение, доказательства свыше…

— Да.

— Чудеса. Исцеление.

— Да.

— У могилы дедушки и бабушки…

— Там зарегистрировано множество случаев исцеления.

— И ты веришь в них?

— Миро, я не знаю. Некоторые чудеса — результат всеобщей истерии. Кое-какие объясняются эффектом плацебо. Другие засвидетельствованные случаи исцеления можно рассматривать как примеры естественного выздоровления.

— Но кое-что было на самом деле?

— Могло быть.

— Ты веришь, что чудеса случаются?

— Да.

— Но ты ведь не считаешь, что какие-то из них действительно уже случились?

— Миро, я верю в то, что они происходят в этом мире. Я просто не знаю, правильно ли люди толкуют, что есть чудо, а что — нет. Вне всяких сомнений, многие чудеса таковыми на деле никогда не являлись. Но наверняка есть и такие, которых люди просто не признали, они просто не поняли, что с ними случилось чудо.

— А как насчет меня, Квим?

— А что насчет тебя?

— Почему со мной не случится какого-нибудь чуда?

Квим по-утиному клюнул головой и уставился на короткую траву, растущую у его ног. Эту привычку он приобрел еще ребенком. Тогда подобным образом он пытался уйти от трудного вопроса; таким становился, когда Маркано, которого они тогда считали отцом, впадал в пьяное буйство.

— В чем дело, Квим? Или чудеса созданы исключительно для других?

— Чудо частично состоит в том, что никому не известно, почему оно вдруг произошло.

— А ты научился изворачиваться, Квим.

Квим вспыхнул:

— Ты хочешь знать, почему ты вдруг чудесным образом не исцелишься? Да в тебе нет веры, Миро.

— Но как же тот, который в свое время сказал: «Да, Господи, я верю, и прости мне мое неверие»?

— Ты считаешь, ты на такое способен? А ты когда-нибудь просил об исцелении?

— Я прошу о нем сейчас, — проговорил Миро. На его глазах проступили непрошеные слезы. — О боже, — прошептал он, — мне так стыдно.

— За что? — удивился Квим. — За то, что ты попросил Бога о помощи? Или за то, что ты расплакался перед своим братом? Ты горюешь о своих грехах? О сомнениях?

Миро потряс головой. Он не знал. Эти вопросы были слишком сложны для него. И вдруг он осознал, что все-таки знает ответ. Он развел руками.

— Об этом теле, — вымолвил он.

Квим потянулся к нему, положил ладони на плечи Миро и с силой прижал его руки обратно; пальцы Квима соскользнули и теперь сжимали запястья Миро:

— «Сие есть тело Мое, которое за вас предается» [154] Слова литургической молитвы, восходящей к библейскому эпизоду Тайной вечери (Лк. 22:19). — так сказал Он. И точно так же ты отдал свое тело пеквениньос. Маленьким братьям.

— Да, Квим, но ведь Он вернул себе тело, потом?

— Он тоже умер.

— Только так я излечусь? Значит, мне остается всего лишь подыскать себе подходящую смерть?

— Прекрати, — нетерпеливо ответил Квим. — Христос не сам себя убил. Предательство Иуды убило его.

Миро словно взорвался:

— Все те люди, которые исцелились от простуды, мигрень которых таинственным образом убралась восвояси… — ты хочешь сказать, что Бог счел их достойнее меня?

— Возможно, это не зависит от того, достоин ты или нет. Может быть, здесь главное — нужно ли тебе это.

Миро рванулся и схватил Квима за рясу, сжав ткань полупарализованными пальцами.

— Мне нужно прежнее тело!

— Очень может быть, — спокойно отреагировал Квим.

— Что ты хочешь сказать этим «может быть», ты, жалкая, лебезящая сволочь?!

— Я хочу сказать, — тихо произнес Квим, — что да, конечно же, ты жаждешь вернуть прежнее тело, но, может быть, Бог в своей великой мудрости знает, что какое-то время тебе необходимо провести в теле калеки, чтобы ты изменился, стал лучше, чем был когда-то.

— И сколько времени я должен пробыть в этой оболочке? — настаивал Миро.

— Ну, максимум до конца своей жизни — больше уж навряд ли.

Миро с отвращением хмыкнул и отпустил Квима.

— А может быть, и меньше, — сказал Квим. — Во всяком случае, я так надеюсь.

— Надежда, — презрительно усмехнулся Миро.

— Наравне с верой и чистой любовью это наивысшая из существующих добродетелей. Ты должен надеяться.

— Я встретился с Квандой.

— Она добивалась встречи с тобой с тех самых пор, как ты вернулся.

— Она постарела и растолстела за эти тридцать лет. У нее целый дом детворы, а парень, за которого она вышла замуж, пахал ее то так, то этак. Я бы предпочел посетить ее могилу!

— Как это великодушно с твоей стороны!

— Ты понял, что я хотел сказать! Покинуть Лузитанию — какая шикарная идея! Вот только тридцать лет — слишком малый срок.

— Ты бы предпочел вернуться в мир, где тебя никто не знает?

— Здесь меня и так никто не знает.

— Может быть. Но мы любим тебя, Миро.

— Ты любишь меня таким, каким я был.

— Ты ничуть не изменился, Миро. Изменилось твое тело.

Миро с трудом поднялся на ноги, опершись о ствол Корнероя:

— Давай, общайся со своим древесным дружком, Квим. Ты не можешь сказать мне ничего такого, что бы хотелось услышать мне .

— Это ты так считаешь, — подчеркнул Квим.

— Ты знаешь, что может быть хуже сволочи, Квим?

— Ну конечно, — ответил тот. — Враждебно настроенная, озлобленная, жалеющая сама себя, ничтожная, бесполезная сволочь, которая слишком много возомнила о важности своих страданий.

Этого Миро вынести уже не смог. Он яростно взревел и набросился на Квима, стараясь повалить того на землю. Естественно, он и сам не удержался на ногах и обрушился на брата сверху, запутавшись в его облачении. Но это не остановило Миро, он даже не пытался подняться, он хотел избить Квима, причинить ему боль, будто таким путем мог избавиться хотя бы от части своей.

Однако после нескольких ударов Миро вдруг расплакался и сжался в комочек, заливая слезами грудь брата. Секунду спустя он почувствовал, как руки Квима нежно обняли его, услышал тихий голос, произносящий молитву:

— Pai Nosso, que estás no céu. — На этом месте чары рассеялись, и слова приобрели новый смысл, став реальными, земными. — O teu filho está com dor, о meu irmão precisa a resurreição da alma, ele merece о refresco da esperança [155] «Отче наш, сущий на небесах. Твой сын страдает, брат мой нуждается в воскресении души, он заслуживает надежды» ( португ. ). .

Услышав, как Квим принимает его боль, его оскорбительные требования, Миро внезапно устыдился самого себя. С чего Миро взял, что заслуживает надежды? Как он посмел требовать, чтобы Квим помолился за него, помолился, чтобы случилось чудо и Миро вновь обрел здоровое тело? Миро понимал, что с его стороны было нечестно настаивать, чтобы Квим воспел в своей вере его, неверующего, изнывающего от жалости к самому себе.