Аcта Зангаста - Даша на Луне [СИ]

В следующий момент Луна ударила меня по ботинкам, опрокинув на спину. Я лежала, наблюдая за бесчисленным количеством летящих в небе осколков камней, думая: «А как тебе такой поражающий фактор, а, Балбес?»

Но обошлось. И хотя камни, падая, выбивали облачка пыли по всей равнине, стоящая перед нами огромная глыба цельного камня успешно защитила нас не только от пронимающей радиации, но и от каменного дождя.

Мы стояли, растерянные и подавленные, словно выброшенные на мороз котята.

— Что будем делать дальше? — спросил у меня Балбес.

Наивный. Думает, что у меня есть план.

— Пока не знаю, буду думать, — вздохнула я, — а думать я хочу с чашкой кофе в руках и без скафандра.

— Боюсь, Даша, что даже ты не найдешь на Луне кофе, — уныло пробормотал Балбес.

— Ну, что за преступное неверие в мои силы? — сказала я. — Конечно, найду. Я тут местечко одно знаю неподалёку. Отель «У погибшего астронавта».

Английские ученые установили, что человек, думая о себе и о других людях, использует разные области мозга. При этом, что забавно, думая о своих планах на следующий день, многие люди используют те области мозга, которые отвечают за обдумывание поступков других людей.

Так себе открытие — я всегда знала, что Даша сегодняшняя и Даша завтрашняя — это две разные Даши. И что сегодняшняя Даша не имеет никаких обязательств перед Дашей вчерашней и не обязана выполнять её замыслы.

До текущего вечера.

Глядя на язычки пламени, лижущие закопченную кружку, в которой я готовлю себе кофе, я начинаю понимать Скарлетт из «Унесенных ветром». Которая была вынуждена твердить себе: «Я подумаю об этом завтра. В конце концов, завтра — это другой день!»

Просто потому, что все мысли о завтра были до ужаса мрачными. Как мумия астронавта, которая таращится на меня с противоположного конца крохотной кабины.

До разбившегося американского модуля мы доехали прямо как в песне: «На честном слове и на одном крыле». Крыльев у нас, понятно, не было, а вот неповрежденное колесо действительно осталось одно. Остальные нам в нашем скорбном пути пришлось чинить: вправляя вылезшие пружины и распрямляя погнувшиеся спицы.

Зато с разбитым модулем, который мы уже посещали утром, нам относительно повезло: за исключением разложившейся от солнца резиновой прокладки люка модуль был относительно цел.

Я даже несколько секунд надеялась, что мы сумеем как-нибудь поставить его на попа и улететь на нем с Луны. Особенно после того как Бывалый с Балбесом ловко и легко починили люк, напенив по периметру герметик из моего аварийного набора. Надежда не оправдалась, увы и ах — топлива в модуле практически не осталось. Астронавты выюзали его до донышка, перелетая с места первой посадки к Замку.

Зато воздуха внутри был просто непочатый край. И чистого кислорода, и в смеси с азотом для имитации земного состава атмосферы. Дней на двадцать при условии работы поглотителей углекислоты. И дней на пять без них — в этом случае от углекислого газа пришлось бы избавляться, стравливая воздух из кабины.

Прилагать дополнительные усилия нам для этого совершенно не требовалась — в лежащей на боку кабине где-то разошелся шовчик, и она вовсю травит воздух самостоятельно. За поддержкой давления слежу я, глядя на манометр шлема скафандра Труса — единственного, у которого работает электроника. Если давление падает, отворачиваю гаечным ключом вентиль на одном из баллонов в стойке.

В этой ситуации есть и свои неожиданные плюсы: воздух, выходя из баллона, расширяется, охлаждая нагретый солнцем модуль, система охлаждения которого скончалась полвека назад. А еще я могу спокойно варить на открытом огне кофе. Выделяющиеся продукты горения всё равно выдувает наружу вместе с выходящим воздухом.

Кофе, кстати, тут местный. Американский. «Голубая гора Ямайки» урожая 1965 года. Это я прочитала на этикетке, найденной в лежащих на полу развалах запасов продовольствия, инструментов и прочих деталей для экспериментов в процессе лунного одержания. Может быть, там и кофеварка где-то есть. Так глубоко я не копала.

Смысла в этом всё равно нет никакого. Аккумуляторные батареи модуля мертвы, и единственными источниками питания являются сейчас взятый мной из коробки с моими инструментами универсальный вакуумный фонарь и бортовой компьютер скафандра Труса.

Пока мы ехали до модуля, главным моим ужасом была мысль о том, что я не сумею протиснуться в крохотный потолочный люк. Когда оказалось, что мои утренние воспоминания не особо точные и люк у модуля, как ноздря у гориллы, соответствует размеру гориллина пальца, то есть рассчитан на астронавта в скафандре, я начала бояться, что мы все не вместимся в крохотный модуль. Потом, когда оказалось, что этот модуль значительно больше обычного, так как рассчитан на пару недель проживания на Луне, я стала бояться, что в нем не будет запасов кислорода…

Проклятая Луна сделала меня невротичкой.

Мои коллеги по несчастью тоже выглядели пришибленно. После первых счастливых минут, когда модуль удалось загерметизировать и мы смогли сначала открыть шлемы, а потом и вовсе выбраться из скафандров, наступила апатия. Мы сидели в заваленной мусором тесной каморке спускаемого аппарата, в ярком свете пробивающегося через запыленные иллюминаторы солнца.

— Все диапазоны забиты мусором, — прервал молчание вертевший в руках рацию Трус, — ума не приложу, как твоёму Координатору удалось сквозь помехи пробиться.

— В этом как раз ничего удивительного нет, — ответил Балбес. — Глушилку перед уничтожившим ZERO ядерным взрывом планово отключили. Чтобы от ЭМИ уберечь. Главный вопрос в другом: с каких фиг вообще Киллари осмелилась на корабль Поднебесной напасть?

— Вот это-то как раз закономерно. Киллари — женщина, которая сделала себя сама. Понимаете эту идиому? Для этого нужно уметь выстраивать игру на пару ходов вперед, — вмешалась в разговор я, — и Клинтон это умеет как никто другой. Судите сами. Предыдущие президенты подложили старушке свинью. Мутили с высадкой на Луну они, а краснеть за их поступки, когда афера вскрылась, придется ей. Как этого избежать? Рассказать о лунной афере так, словно это не провал, а победа. Америка легла грудью на амбразуру, закрыв своим телом нависшую над миром угрозу лунного одержания.

— Не совсем понимаю твою логику, Даша, — виновато сказал Балбес, — как по мне, так даже в политике есть определенные рамки. Объявить гибель американских астронавтов на Луне победой сложно. То есть объявить, конечно, можно, но люди с этим не согласятся.

— Еще как согласятся, — ответила я, — если объявить Луну табу. Запретным, зачумленным местом, несущим угрозу всем человечеству. И люди согласятся. Люди боятся перемен. Киллари сыграла на естественной ксенофобии, вбитой в наше сознание сотней тысяч лет прозябания в пещерах, когда слова «соседи» и «лютые враги» были синонимами. Первая реакция — всегда отрицание. Мы слишком рано оказались в ситуации первого контакта. Киллари это понимает, раз оседлала эту волну, захлопнув ящик Пандоры. И знаете что? Я уверена, что это сойдет бабке с рук. Просто потому, что люди в целом одинаковые. И власти Китая где-то в глубине души благодарны Киллари за то, что она избавила их от необходимости что-то делать с лунным Кемтотамом.