Александр Михайловский - Визит «Полярного Лиса»

– Старший социоинжинер Малинче Евксина, – подсказал каперанг Малинин.

– Товарищ Малинче Евксина, – продолжил Сталин, – права целиком и полностью, но я даже не знаю, что тут делать, потому что за двадцать лет человеческую натуру не переделаешь. Люди у нас по большей части все те же, какие были раньше, и как мы ни стараемся, они не меняются.

– Люди меняются, – возразила вождю Малинче Евксина, – но медленно, и короткоживущим хумансам трудно уловить эти изменения. Просто задача, которую вы перед собой поставили, имеет огромный масштаб, а сопротивление вашим действиям весьма велико. Частью это сопротивление осознанное, потому что некоторые понимают, что в спланированном вами мире для них не будет места, другая часть ваших противников, твердолобых ленинцев, сопротивляется из встроенного в человеческую психику здорового консерватизма, неосознанно считая – что бы ни делалось, все к худшему. Если дать вам не тридцать, а девяносто или сто лет власти, то вы это сопротивление непременно переломите.

– Товарищ Сталин, – веско произнес каперанг Малинин, – единственное принципиальное отличие вашего Советского Союза от нашей Галактической Империи заключается в отсутствии у вас единоначалия, которое прямо необходимо любому государству, особенно в эпоху тяжких испытаний и великих свершений. То есть, единоначалие у вас есть, но, как и в случае с классовой структурой общества, оно неявное, стыдливо прячущееся за фиговый листок коллегиального управления.

– Я что-то не понял, товарищ Малинин, – нахмурившись, спросил Сталин, – вы что-то хотите мне предложить?

– Да, хочу, – ответил каперанг Малинин, – я хочу предложить вам принять на себя всю полноту неограниченной императорской власти. Военную, техническую и политическую поддержку в деле преобразования Советского Союза в единую, неделимую и непобедимую Советскую Империю мы вам обеспечим. В первую очередь мы гарантируем вам долгую, активную и здоровую жизнь, за время которой вы сможете достигнуть всех своих целей и собственными глазами увидеть результаты своих трудов. Вы практически единственный, кто на это способен. Решайтесь, товарищ Сталин!

После этих слов в кабинете вождя повисла гробовая тишина. Предложение было сделано, вино было налито, теперь требовалось его пить… или не пить. Каждый из присутствующих должен был решать за себя – так что «кто не спрятался, я не виноват», ибо психосканер легко выявит лжеца, двурушника или просто человека, который не горит идеей, а исполняет обязательную программу.

Первым это тишину нарушил как раз сам Вождь, без слова которого соратники боялись даже пошевелиться. Не принято было в этих кругах высказываться, не узнав заранее мнения Вождя. А то как бы чего не вышло – многие полезшие поперек батьки в пекло уже отправились туда, куда Макар телят не гонял; а иных – как Бухарина, Тухачевского, Зиновьева с Каменевым – и вовсе оформили врагами народа первой категории (расстреляли). Медленно, будто бы ему не предложили только что царства земные и небесные, вождь взял со стола распечатанную пачку «Герцеговины Флор» и, раскрошив папиросу, принялся не спеша набивать табаком свою знаменитую трубку. Закончив это священное дело, Сталин поднял взгляд на стоявшего по правую руку от него бригадного комиссара Щукина, который уже не чувствовал себя ни живым, ни мертвым.

– Товарищ Щукин, – медленно проговорил вождь, – вы на два дня дольше нашего общаетесь с эти небесными пришельцами. Скажите прямо, как политработник и коммунист – они вообще наши люди или нет?

– Товарищ Сталин, – немного подумав, осторожно ответил бригадный комиссар, – как коммунист и политработник я могу сказать, что большинство тех имперских бойцов и командиров, с которыми мне довелось общаться, в основном являются нашими людьми. Когда требуется сражаться, то они сражаются рядом с бойцами и командирами Красной армии, показывая себя настоящими боевыми товарищами, а в перерывах между боями они очень легко вступают в личные контакты с советскими людьми, не выказывая перед ними какого-то чувства превосходства. Правда, при всем при этом надо сказать, что у имперских бойцов нет никакого пиетета перед нашей партией большевиков и ее политработниками, и они уверены, что их социоинженеры способны устроить жизнь значительно лучше, чем при социалистической системе, основанной на законах марксизма-ленинизма.

Собравшись с мыслями, после небольшой паузы Щукин продолжил:

– В то же время назвать их политическую систему капиталистической у меня не повернется язык. Буржуазия в империи, конечно, присутствует, и в достаточно серьезных количествах, но, невзирая на наличие капиталов, не только не имеет никакой политической власти, но по большей части даже не обладает никакими политическими правами, относясь к категории так называемых пеонов. Всем, насколько я понимаю, заправляет ненаследственная военно-феодальная верхушка, подобранная из соображений наибольшей компетентности и в то же время лояльности верховной власти. Но феодальность у них несколько декоративная, ибо основными феодальными привилегиями эти люди не наделены и по факту являются не более чем государственными управляющими, получающими не твердый оклад, а процент с доходов вверенной их заботам планеты, региона или провинции. При этом, по рассказам рядовых бойцов и командиров уровня отделение-взвод, в их Империи системе присутствуют такие достижения социализма, как всеобщее и бесплатное базовое образование (примерно эквивалентное нашей семилетке) и всеобщее и бесплатное базовое медицинское обеспечение. У тех, кто работает на государство, служит в армии и на флоте, а также у ветеранов службы тоже существуют определенные льготы, значительно облегчающие им поиск подходящей работы, а также получение жилья или выделение участка земли для занятия сельским хозяйством в желательном для этих ветеранов месте. Таким образом, можно диагностировать какой-то немарксистский социализм, частично замаскированный феодальными ритуалами и многоукладной экономикой с наличием частной собственности на средства производства.

– Очень хорошо, товарищ Щукин, – кивнул вождь и, переведя взгляд на голографическое изображение Малинче Евксины, спросил: – Товарищ Малинче, товарищ бригадный комиссар прав в своей оценке или он в чем-то ошибся?

– Товарищ Щукин в основном прав, – ответила Малинче Евксина, – ошибается он только в оценке так называемого феодального компонента имперской политической системы. Все эти маркграфы, графы, бароны, граждане первого, второго и третьего классов, кавалеры и кавалерственные дамы различных орденов – это лишь элементы, определяющие статус служилых людей внутри сословия и степень их участия в политической жизни. Пеоны, не сумевшие сдать квалификационный базовый экзамен и пройти профориентацию или не захотевшие это сделать, находятся вне системы статусов и в политике не участвуют. Впрочем, любой из пеонов, отказавшихся сдавать экзамен и проходить профориентацию при выпуске из базовой школы, может сделать это в любой момент, как только почувствует соответствующее желание делать государственную карьеру и из никого становиться кем-то. На недавно присоединенных планетах среди экзаменующихся нередки хумансы в возрасте за пятьдесят лет, а эйджел – то есть такие, как мы с товарищем Ватилой Бе – живут так долго, что вам это кажется невероятным, поэтому среди наших, пришедших сдавать экзамен и профориентацию нередки и персоны возрастом под двести лет, родившиеся еще до основания Империи.