Максим Далин - Расовая теория [СИ]

— Знаешь, — спросил, — что это за клеймо?

Она вздохнула — вытеки мой глаз! — восхищенно, Проныра! И сказала с придыханием:

— Железная Когорта. Ах, какие мальчики… Как мне всегда хотелось кэлнорца! Они такие крутые… Ты дуралей, что свалил с Кэлнора, Ли-Рэй! Кэлнор — это будущее, там настоящий порядок…

— Как интересно, — сказал я, думая, что сейчас напугаю её до полусмерти, если она сама лезет прямо в пасть зверюги. Что отучу искать приключения, чреватые мерзкими вещами. — Хочешь стать контейнером для наших святых генов? Для самки недочеловека это странно.

— Знаешь, милый, — сказала Эвия, — с любящей женщиной ты мог бы быть и полюбезнее.

Я усмехнулся — ну просто мышцы вспомнили кривую полуулыбочку, презрительную, про которую я сам уже почти забыл.

— Ты не смеешь одергивать кэлнорца, — сказал я. — И не лезь ко мне со своей блажью, пока не прикажу. Как забавно, что от тебя я могу ничего не скрывать. Ладно, ты родишь от меня первой.

У нее лицо вытянулось.

— Как это «родишь первой»? — спросила она возмущенно. — Я, вообще-то, не собиралась рожать пока…

— Я вообще-то не спрашиваю недочеловеков об их планах, — сказал я. — Ты — приличный контейнер, детей у тебя будет много, это хорошо. Ты станешь собственностью Кэлнора. Кэлнор — превыше всего.

Она отступила на шаг. У меня, видимо, было абсолютно кэлнорское лицо, потому что она вправду перепугалась. И пролепетала:

— Я пошутила.

— С Кэлнором не шутят, — сказал я. Меня несло, я перестал себя контролировать, возбуждение запустило программу — а прочее оказалось самообманом. — Кэлнору служат. Кэлнор — будущее. Твое единственное право — благоговеть.

Она дернулась, чтобы уйти, но я поймал ее за локоть. Я всё вспомнил. Кэлнор сдетонировал во мне глупостями Эвии, и я начал чётко раскручивать давным-давно заученный сценарий.

Женщина пришла в ужас, но супердоминанту с высоченным генетическим индексом было всё равно. Я отстраненно подумал, что всю одежду рвать не надо, заметят — но тут меня позвала Дотти.

Ага, бегала по космодрому и меня разыскивала, потому что я срочно понадобился Эрзингу. И, вероятно, женская интуиция чувствительной самочки недочеловека привела её в узкий проход между ангарами, где мы с Эвией выясняли отношения.

Я оглянулся — и Дотти увидела мое лицо. Я знаю, насколько отвратительно выглядел — по глазам Эвии было понятно — но Дотти не просто не испугалась, она даже не удивилась.

— Ли-Рэй, братишка, — сказала она сочувственно, — тебе очень плохо, да? Ты вспоминаешь?

— Да, — процедил я сквозь зубы. — Не подходи, милая, я опасен.

— Нет, — сказала Дотти и улыбнулась. — Тебе уже легче, я вижу. Сейчас отпустит совсем.

И я с удивлением понял, что — таки да, отпускает, я уже могу дышать.

А Дотти напустилась на Эвию:

— Тэффянка, ты что творишь?! Ты что, не понимаешь, что Ли-Рэй не владеет собой, когда доходит до секса?! Он же кэлнорец! Ты не понимаешь, что тебя пришлось бы пристрелить, если б он тебя трахнул?! Нет, на тебя-то мне плевать, но брат бы переживал, поэтому — как ты могла, вообще?! Ведь вся стая знает, откуда он родом!

Этот выговор, как ни странно, вернул на место мою сдвинутую крышу.

Эвия раздраженно фыркнула:

— Не твое дело, лапуся!

— Мой брат — мое дело, — сердито возразила Дотти. — Думаешь, с ксеноморфами можно себя вести, как попало? Даже если они очень хорошие, как Ли-Рэй, ты запросто попадешь в беду, если на их физиологию наплюешь.

— Твой драгоценный братец — просто псих! — обиженно выдала Эвия.

— Дурочка, — констатировала Дотти, пожав плечами.

— Тебе бы Дотти спасибо сказать, — сказал я.

— Нгишке-никчемушке?! Кастрату, который притворяется девкой?! — выпалила Эвия — и я не выдержал.

Я дёрнул ее за руку, повернул — и влепил свободной ладонью по заднице. И она взвизгнула, как птенец гарпии, а я оттолкнул её в сторону.

— Вали отсюда, — сказал я. — И дура, и злая. Дотти больше женщина, чем ты, контейнер для спермы.

Эвия хотела еще что-то сказать, но посмотрела мне в лицо — и передумала. Ушла злая и оскорбленная, а уходя, вертела задом, чтобы показать мне, чего я по глупости лишился.

Но мне уже полегчало, напряжение сошло на нет. Я даже рискнул подойти к Дотти поближе.

— Прости, — сказал я. — Я сам — дурак. Хотел только напугать ее, чтобы отстала, но завелся.

— Ты не виноват, но больше так не делай, — сказала Дотти. — Я ужасно за тебя боюсь. Кто-нибудь может допрыгаться по глупости — а потом тебя убьют, потому что твои гены, сам понимаешь…

Я понимал.

Той же ночью, когда заснули Птенцы, я поговорил со своей семьей.

Так и так, сказал я, супердоминант во мне выходит из-под контроля. Я приложил много сил, добиваясь, чтобы недочеловеки перестали испытывать ко мне отвращение — и, оказывается, зря. Программу гуманного геноцида не дураки создавали: наши суперактивные самцы вызывают инстинктивное влечение у чужих самок — а потом случается всякая дрянь. Если кто считает, что один кэлнорец не оставит много потомков — ошибается: следуя программе, эти самые потомки размножаются в геометрической прогрессии.

Самое поганое, что дело не ограничивается женщинами. Я рассказал, как наблюдал за Ангелом с Лави, которого местные девицы любят больше прочих — и вдруг поймал себя на мысли, что парализующего дротика хватило бы лавийцу за глаза и за уши. А если Ангел будет походя хватать меня за шею и ржать, что я краснею, как его подружки — то и дротика не понадобится: я решу набить ему морду, а кончится перестройкой его генома. Запросто: я уже намного сильнее, чем лавиец.

— Что же мне делать? — спросил я под конец. — Я не хочу делать это с недочеловеками, это подло, я знаю — но сегодня я почувствовал, что любая глупая игра может снести мне крышу.

— А может, тебе стоит завести подружку? — предложил Эрзинг. — Одну, постоянную? Вероятно, если с кем-то спать, то сперма перестанет давить на мозг…

— У меня есть постоянная подружка, — сказал я. — Это Дотти. А с потенциальными контейнерами для генов я дружить не умею. И спать рядом с ними не умею: этот акт — штука одноразовая. Ничего хорошего не выйдет.

— А может, я могу?.. — заикнулась Дотти, но я тут же ее оборвал:

— Нет! Ты не можешь! Запомни: меня трогать нельзя, целовать нельзя, прижиматься нельзя! И постель мою не трогай. Я — отрава, все! И имей в виду: если я тебя случайно убью — застрелюсь. Точка.

— Я не предлагаю, — ухмыльнулся Эрзинг.

— Вот спасибо, — буркнул я. — И тебе, и Жуку — за доброту и душевную щедрость.

Эрзинг ухмыльнулся еще гаже:

— Что, надо было предложить?

— Мать! — взмолился я. — Пожалуйста, объясни этому калькулятору на палочках, что я в последнее время не помогаю ему одеваться, потому что моя поганая супердоминантность воспринимает как контейнер и его тощую тушку! Ну что мне делать, а?! Обратиться к медикам? Пусть оттяпают под корень всё, что сумеют, или радиацией выжгут — больше ничем они мне не могут помочь, я узнавал. Мне страшно, знаешь, но я не могу всю жизнь жить с бомбой внутри. Я хочу, как Эрзинг и Дотти: спокойно заниматься работой, не просыпаться от диких кошмаров и обнимать брата и сестру, не думая, что могу их случайно убить или покалечить. Я устал.