Генри Олди - Сын Ветра [litres]

Ради блага всех живущих! Вот же сволочь, думает Бхимасена. Хоть бы точный срок назвал, ракшас его задери! Как же, дождёшься от этого насекомого…

– Сама не верю, что делаю это.

Замо́к был архаичный, навесной, с толстой металлической дужкой. Гюнтер видел такой впервые, если не считать исторического арт-транса. В руках доктора Ван Фрассен замок громко клацнул, и кавалер Сандерсон испугался, что звук этот поднимет на ноги всё посольство. Нет, обошлось.

– Что именно?

– Лезу ночью в ангар, полный хищных флуктуаций, чтобы их покормить. Чем, кстати, вы собираетесь их кормить? Неужели мной?

– В некотором смысле. Не волнуйтесь, и собой тоже.

– Это радует. Я бы сказала, успокаивает.

– Они обожают человеческие эмоции. Для них это деликатес. Собачьи вкусняшки вроде утиных лапок или колечек из баранины.

– Вкусняшки? Собачьи?!

– Их дают собакам после успешного выполнения команды. Вы что, не поощряли вашу химеру?

– Не было нужды. Эмоции какого спектра?

В докторе проснулся профессиональный интерес.

– В принципе, любые. Образно говоря, они любят сладкое, кислое, острое – лишь бы вкус поярче. От страха, который любого заставит бежать без оглядки, они лишь причмокивают и требуют добавки.

– А как же закон сохранения?

Доктор Ван Фрассен включила тусклый фонарик – аккумулятор был на исходе. Навалилась на створку ворот: сервоприводы в ангаре не работали, это Гюнтер помнил ещё с прошлого раза, когда загоняли сюда криптидов. Створку заело, молодой человек поспешил прийти женщине на помощь. Створка поддалась, сдвинулась на добрый метр. Изнутри пахну́ло затхлой духотой, аммиаком, мускусом. У Гюнтера запершило в горле, он закашлялся.

– Кха-кой ещё закх-он сокх-ранения?

– Вы плохо учились в интернате, кавалер? Это же азы. Закон сохранения энергии. Пища – это энергия. Для фагов – в особенности. На сгенерированные эмоции у нас уходит минимум сил. Чем же тогда насыщаются ваши криптиды? Или вы каждый раз выкладываетесь и заставляете себя испытывать настоящие эмоции?

Доктор скользнула куда-то вбок. Бледно-жёлтый луч фонаря мазнул по серой шершавой стене. В луче мелькнула рука Регины, нашаривая сенсор. Под низким потолком загорелись в четверть накала «солнышки» холодной плазмы.

– Они не насыщаются, – Гюнтер наконец справился с кашлем. К вони он уже притерпелся. – Это видимость насыщения. Вкусно, но не особо питательно.

– Вы правы. Сушеная утиная лапка – скверный ужин. Что ж, доставайте вашу лапку, пока они не решили закусить чем-нибудь посущественней.

Доктор была права: ангар перед ними вспучился клубками лоснящихся щупальцев. В переплетениях блестели блюдца фосфоресцирующих глаз. Во взглядах криптидов явственно читался голод. Масса шелестела, извивалась, колыхалась, а главное, неумолимо надвигалась на двух людей, заполняя всё пространство ангара подобно всходящему дрожжевому тесту или агрессивной биомассе из третьесортного ужастика.

Раковина сама собой возникла в руках Гюнтера. Низкий трубный рокот ужаса наполнил ангар, быстро загустев до паники. Секунда, другая, и живая волна остановилась, замерла в неустойчивом равновесии, чтобы распасться на отдельных криптидов. Через минуту весь пол был покрыт пульсирующими от наслаждения живыми кляксами. Спруты буквально растеклись по нанобетону, развернув слуховые воронки в сторону Гюнтера. Никто не хотел пропустить даже толику лакомой вибрации.

«Присоединяйтесь,» – бросил Гюнтер мысленный посыл.

В басовый рокот вплелась мелодия флейты. Лавина эмоций развернулась доброй полудюжиной голосов и подголосков, окрасилась таким количеством тонов и обертонов, что кавалер Сандерсон ахнул:

«Да это же симфония!»

«Фуга, – насмешливо откликнулась доктор Ван Фрассен. – Переходим на позитив: мне трудно закрываться. У вас очень мощный эмо-напор.»

Теперь уже вела флейта. Сменив раковину на свирель, Гюнтер держал ритм и в нужных местах вставлял басовые контрапункты. Тихая радость, весёлый смех, домашний уют, живительное тепло утреннего солнца, умиротворение, сонная нега…

Уловив запрос, он с готовностью открыл свой мозг для полноценного ментального контакта.

– Всё еще в голове не укладывается, – голос Регины звучал в его сознании чисто и ясно. Если судить по тембру и интонациям, собеседница помолодела лет на двадцать. – У нас в подвале посольства сидят флуктуации континуума. Мы их кормим! Расскажи мне кто такое, и я бы легко поставила ему диагноз. Зато теперь кое-какие странности, похоже, находят своё объяснение.

– Какие именно?

Гюнтеру не было нужды напрягаться и формировать ответный посыл. Сейчас, когда барьеры рухнули, доктор Ван Фрассен, телепат-универсал высшей квалификации, сама легко читала всё, что нужно.

– Всё началось с моей Фриды…

Всё началось с Фриды – карликовой химеры из провинции Оритака.

После первой атаки монстров любимица доктора Ван Фрассен начала куда-то пропадать с раздражающей регулярностью. Поначалу Регина беспокоилась, но химера всякий раз возвращалась сытая и довольная жизнью. В барсовой ипостаси она тщательно вылизывала окровавленную шерсть – ящера кровь не смущала, а коза (вернее, самка гора́ла ) в таких ситуациях носу наружу не казала – и заваливалась спать. Охотится, уверилась доктор, с облегчением убедившись, что кровь на Фриде принадлежит не химере. Город жил впроголодь, и тот факт, что зубастая красотка сама добывает себе пропитание, мог только радовать.

Вернувшись из очередной вылазки – должно быть, Фрида отыскала под стенами города тайный лаз – химера притащила с собой добычу. Как честный зверь, она с гордостью выложила её на пол перед хозяйкой. Разумеется, добытчица получила всю положенную ей долю восхищения и ласки; что же касается добровольного дара…

– Нет, – в один голос заявили оба биолога посольства. – Никогда такого не видели.

– Никогда, – подтвердили местные.

И сплюнули через левое плечо, отгоняя злых духов

На вид загадочная тварь напоминала зайца – если бывают зайцы с рогами, острыми кривыми когтями и львиным хвостом. «Вольпертингер!» – хмыкнул Ник Зоммерфельд, припомнив похожего зверька из ларгитасского фольклора. Добычу подвергли всесторонним исследованиям, в ходе которых биологи цокали языками и обменивались возбуждёнными междометиями, большей частью в неприличном контексте. На следующий день задние ноги вольпертингера пропали. Как выяснилось после быстрого расследования инцидента, вечно голодный техник Ван Смет стащил аппетитные конечности псевдозайца из-под носа у биологов, зажарил и съел с печёной репой.